— Почему? — Юу, поудобнее устроив голову, покрепче ухватился за холодную складку на чужой груди; чем больше он узнавал от этого человека причудливых откровений, никогда прежде не заглядывающих в потемки его сознания, тем страннее и страннее казалась ему и планета, и живущие на ней люди, и все те штуки, изобразить в скудном воображении которые попросту не получалось, а узнавать их оттого хотелось только больше, понимать — глубже, пусть и чаще выходило делать вид совершенно противоположный. — Чего в нем такого страшного? Та вода тоже была сделана из него? Но она же выглядела и пахла как самая обыкновенная вода, я сам видел…
Аллен, выслушав его, неоднозначно кивнул. Притронулся к лепесткам не оставляющей в покое розы свободной правой рукой, выглядя при этом таким озабоченным, будто уже давно жалел, что и вовсе предложил мальчишке забрать этот цветок из насиженного земляного гнездовища. Немного помолчал, немного потерся щекой о чужую заалевшую щеку и, словив промелькнувшее в черно-синих глазах смущенное недовольство, беззлобно усмехнувшись, пояснил:
— Да, она была с радием, славный. Вернее, вода-то была самой обыкновенной, если говорить о ее изначальном составе, но штука, в которой она хранится, называется ревигатором. Или активатором — вот уж чего не могу сказать наверняка: оба этих приспособления всегда выглядели для меня одинаково, да и отличались они так-то лишь тем, что ревигатор выливали из любого материала с включением урановой или радиевой руды, а в активатор добавлялся фильтр, позволяющий радиоактивировать жидкость, залитую внутрь. Ревигатор стоил намного дешевле, материалы в нем использовались попроще, правда, это вовсе не означало, что сделан он хуже, а оттого опасных примесей в нем меньше. В данном случае мы имеем такой вот замечательный парадокс: всё как раз-таки наоборот, и следует помнить, что дешевые предметы не всегда стоит так уж сильно недооценивать. Ты… ты ведь совсем у меня не понимаешь, о чем я здесь толкую, верно, славный мой? — с мягкой виноватой улыбкой добавил вдруг он, потрепав вспыхнувшего мальчишку по взъерошенным барсовым волосам.
Поймал отрицательный качок головой. Сбойнувшее замявшееся сопение о том, что да, не понимает, конечно, идиот ты такой. Научись объясняться проще и прекрати использовать чертовы надуманные словечки, от которых на спине шерсть растет, будто у крысы — ну кто, по-твоему, меня бы им научил?
— Хорошо, хорошо, прости меня, славный. Сейчас я постараюсь рассказать тебе по-другому. Давай представим, что в мире полным-полно разных пород: камней, металлов, соединений, смесей, деревьев, глины, песка. Их находят, обрабатывают, из них в свое время построили эту вот лабораторию, из них делается, в принципе, всё, что существует в нашей с тобой жизни, а пока они остаются в диком виде, то обычно похожи просто на куски неотесанных глыб или железок. Это у тебя представить получится? — Юу, помедлив, с усердием кивнул. — Хорошо. Так вот. Большинство из них совершенно безобидны для нас, некоторые обладают удивительными чертами — например, светятся в темноте, хоть и просят взамен определенного рода подпитки, — а другие, хоть их и относительно немного, как раз-таки представляют опасность. Бог создал их таковыми, что, едва оказываясь рядом с человеком, эти элементы начинают влиять на него не самым лучшим образом: пробуждают зачастую неизлечимые болезни, отравляют организм, а если вещества много или человек находится среди него длительное время, то, к сожалению, неминуемо встречает летальный исход. То есть, говоря проще, умирает.
— И этот радий такой же…?
— Такой же.
— А зачем тогда ваш Бог создает такие штуки, если он как будто бы за людей и для людей…?
Мальчонка нахмурился, сморгнул хватающий за шею липкий сон, и Аллену не осталось ничего иного, кроме как рассеянно пожать плечами.
— Я был бы рад тебе ответить, но не знаю ответа и сам, славный. Думаю, никто его не знает. Какие бы предположения и теории люди ни старались выдвигать, сколько бы статей и трактатов ни писали, сколь громко бы ни кричали о своей и только своей верной правде — всё это так и остается всего лишь их личным мнением, не имеющим абсолютно ничего общего с укрытой от всех нас истиной. Я мог бы попытаться сказать тебе, что люди берут на себя слишком многое, и мир создавался отнюдь не для них одних: для камней, для зверей и деревьев, для всего, что мы вокруг себя видим, он предназначен тоже. Человек же решил, будто ему велено самой судьбой стать королем, забрал под себя всё и в итоге расплачивается за скудоумие и алчность, но и это останется всего лишь моим собственным личным мнением.
— Так что… — Юу почему-то сделался таким потерянным и таким сбитым с толку, что у Уолкера против воли дрогнуло в проводках сердце. — Он, выходит, никогда не говорит с вами, этот Бог…? Я думал… они пытались сказать мне, что… Что вы все вроде как общаетесь, что они тоже постоянно общаются, и поэтому делают угодное ему дело, и создавая меня, и вытворяя всё остальное, что они там вытворяли, и что Бог сам дает им указания, что и как нужно… нужно… вот…
Посеревшему лицом Аллену очень бы хотелось согласиться, очень бы хотелось уверить сникшего мальчонку, что его появление на свет произошло с требования Господа Всея, но слова застряли в глотке, вылились наружу терпким кашлем, и получилось лишь убито качнуть головой, чувствуя себя хуже, гаже, мерзее, чем даже тогда, когда кричишь тому, кто еще пытается верить, будто книжных сказок не случается, просто потому что тебе очень и очень трудно поддержать, не язвить и уверить, что нет, случаются. Случаются ведь, правда, нужно только немножко подождать. Мир велик, Вселенная — безмерна, так почему бы и им где-нибудь когда-нибудь не
