Нив налил кипятка в обе чашки и полез на верхнюю полку за заваркой.
– Как я всё-таки рада! – Ана прижалась к его спине. – Без тебя было так тяжело.
– Тебе было плохо?
– Нет, не в этом смысле. Всё хорошо. Эти уколы новые хорошо помогают. Тяжело было без тебя.
– Ничего. Теперь я це́лую неделю дома.
Нив помешивал ложкой кипяток, толчёные листья хараса закружились в вихре, налипая на стенках чашки. Ана вернулась за стол.
– А у тебя-то всё в порядке? – спросила она. – Как там, в песках?
– У меня выдалась на редкость скучная неделя.
– И ничего-то ты мне не рассказываешь! Я даже подумать боюсь, что там на самом деле творится.
– Как это – не рассказываю? Просто на этот раз и правда рассказать особо не о чем. Много работал. Летали в мекхала-агкати.
– А ты с кем там был?
– С Кхандом.
– А… Заболтал он тебя, наверное.
Ана сделала несколько глотков из чашки. Харас был раскалённым. Нив не переставал думать о письме в кармане.
– Ты чего не раздеваешься? – спросила Ана.
– Ох, да! – Нив встал. – Притомился я сегодня, совсем уже ничего не соображаю.
– Надо думать!
Он вышел из кухни, расстёгивая на ходу куртку.
– Всё-таки как хорошо дома! – сказал он и достал из кармана письмо.
Пару минут он стоял посреди комнаты. Потом открыл шкаф с одеждой, где висела его красивая парадная куртка.
– Ну, ты где там? – послышался голос Аны. – Раздеваться совсем пока не обязательно!
– Иду, – сказал Нив.
* * *Ночью Ниву приснился сон. Он снова – впервые за долгое время – видел Южный Хапур. Он спускался по улице в сверкающую пустоту, солнце отражалось в окнах домов, и он прикрывался от колкого блеска ладонью. Шёл – и боялся обернуться.
Нив почему-то думал, что за спиной его простираются пески, что всё вокруг – знакомый квартал родного города, горящие окна домов, бледно-голубое облачное небо – исчезнет, как безумное видение, стоит ему лишь обернуться.
Однако потом он понял, что вовсе не в Южном Хапуре. Он добрался до конца улицы и увидел вдали дюны. Ветер поднимал тучи песка, небо темнело у горизонта. Нив знал, что не может повернуть назад, что ему остаётся лишь идти навстречу буре.
И проснулся.
* * *Утром Нив проводил Ану до работы и вернулся домой. Старый приёмник с хрипящим вещателем вместо санганаки, улицы со стальным бадваном вместо дюн. Он радовался этому недолгому одиночеству. Не придётся притворяться, что ничего не произошло, что его просто измотала проведённая в песках неделя.
Вчера, перед сном, Нив думал, что сразу же, только проснувшись, поедет в центральную, напишет жалобу, новое заявление – расскажет всем, что ему не нужен никакой перевод, и он готов всю жизнь оставаться в песках, подобно Кханду.
Однако ехать в центральную он не торопился.
У него болела голова, лоб был горячим, как во время простуды, хотя последнюю неделю он жил в адской жаровне. Он ненадолго прилёг, однако дхаав едва работал, и ему поплохело от духоты.
Нив вышел на улицу. Близился полдень. Город заливало светом. Хотелось с кем-то поговорить.
Нив направился было в самад неподалёку, но остановился, не пройдя и половины пути. Он боялся пить.
Солнце пекло его непокрытую голову. Он подумал, что зря опять ослушался Кханда и вышел в пустыню, не нацепив тюрбан, скрученный из грязного полотенца. Старик знает, что говорит.
Над головой Нива с грохотом пронёсся скоростной поезд, подняв волну едкой пыли, и Нив вздрогнул, как очнувшись. Он огляделся по сторонам и – рассмеялся. Прохожие с опаской смотрели на него, но Нив не мог остановиться.
Он не поехал в управление. Не поехал он туда и на следующий день. У него ещё много времени – нет нужды делать всё впопыхах. Он всегда успеет отказаться. Они ведь будут только рады, что какой-то дурпта решил загнуться в пустыне по собственной воле, абхила-сита.
Так прошла вся неделя.
Ана ничего не заметила – или ничего не сказала. Под конец Нив чувствовал странную радость, что вновь улетает за стену, и стыдился этого. Но там, вдали от города, где даже оброненная капля воды тут же превращается в песок – там, где нельзя дышать без маски, – он сможет спокойно всё обдумать. Там ему не нужно будет притворяться, не нужно будет ничего скрывать.
* * *Нива в этот раз назначили на сто двадцать шестую – и опять вместе с Кхандом. Вылет в пояс ветров планировался только на третий день, а сразу после приезда они полетели к каменистой равнине на юге, где Кханд даже не стал по своему обыкновению выбирать место для установки гиры.
Они развернули гиру рядом с кораблем, и та ритмично отсчитывала секунды.
– Что-то случилось? – спросил Кханд.
Старик стоял к Ниву спиной, горделиво расправив плечи и делая вид, что изучает каменную гряду вдалеке.
– Да нет, – сказал Нив. – Даже не знаю.
– Не знаешь? – усмехнулся Кханд, и его маска захрипела.
Нив не ответил.
По пути на ламбду они молчали. Нив сидел, ссутулившись, погружённый в свои мысли. Иллюминатор заливало пронзительным светом.
– Нив!
Нив вздрогнул и поднял голову. Кханд показал пальцем на горящую сигнальную лампу.
– Что это? – удивился Нив. – Мы ведь уже должны были…
– Ахи его знает! – хмыкнул Кханд. – Скорее всего, нас немножко потрясёт.
Нив схватился за поручень в стене.
– Да не бойся ты так! – рассмеялся Кханд. – Встречный ветер, наверное, сильный. И всё. По протоколу, понимаешь, положено в таких случаях аварийку включать. Просто наши виманасы об этом обычно забывают. Не знают, видимо, где кнопка находится.
Нив кивнул, но так и не отпустил поручни.
– Да что с тобой сегодня? – покачал головой Кханд.
Корабль долетел до ламбды без происшествий. Кханд почти разочарованно посмотрел на мигающую сигнальную лампу.
– Ну, вот! – сказал он. – Только понапрасну напугал нашего навака. Когда нужно, не включают. Когда не нужно…
Навака. Новичок. Спустя год он по-прежнему оставался новичком.
Весь оставшийся день Нив провел в своём отсеке, работы у него хватало, однако он постоянно отвлекался и делал ошибки. Он хотел рассказать о своём переводе Кханду, но в то же время боялся того, что насоветует ему старик.
Вечером он вышел в гаандхарва-заалу, где уже сидел Кханд, закинув ногу на ногу и скучающе позёвывая.
– Нистыр сукрия́? Наработался? – спросил Кханд.
– Не хочешь прогуляться? – сказал Нив.
Кханд качнул рукой – дескать, почему бы и нет, – и тут же водрузил на голову тюрбан, словно только и ждал, когда появится Нив и предложит выйти в пустыню. Нив же долго возился, как навака, которому предстоит первая прогулка по поясу ветров. Он даже полез за маской, хотя на сто двадцать шестой в этом не было никакой нужды, и Кханд остановил его, по-отечески положив на плечо руку.
– Анаку́ла! – сказал старик.
В пустыне смеркалось. На небе зажигались первые звёзды. Тихий, точно ослабшее дыхание, ветер уже не