– Убер… не надо… н-нет… пожалуйста. Только не так!
– Видишь? – Убер раскрыл ладонь. На ладони лежало грязное черное перо. – Вот оно, мое милосердие. Аз есмь всадник на коне бледном, сука.
Скинхед помолчал. Ветер подхватил перо с ладони и поднял вверх, все выше и выше. Перо, дергаясь, поднималось над городом. Возможно, туда, наверх. К воротам.
– И имя мне – долбаная Смерть, – сказал Убер.
Тишина. В темном небе над площадью кружили черные крылатые тени.
– А сейчас попробуй выжить, – сказал Убер. Повернулся и пошел. Соловей закричал, затем посмотрел на свои обрубки – и опять закричал. Он вдохнул полной грудью отравленный радиацией воздух – и вдруг, вместо того чтобы кричать, запел. Он давно не пел этой песни, великолепной неаполитанской «Сорренто». Теноры должны петь «Вернись в Сорренто», даже когда Земля останется совсем без людей:
– Как прекрасна даль морская…Как влечет она, сверкая,Сердце нежа и лаская,Словно взор твой голубой.Слышишь в рощах апельсинныхЗвуки трелей соловьиных?Вся в цветах благоухая,Расцвела земля вокруг.Великолепный тенор летел над мертвой площадью, мертвым городом, мертвым дворцом, мертвыми львами…
Torna a Surrieееееnto,famme campà!«Вернись в Сорренто, верни меня к жизни». Что может быть лучше солнечной неаполитанской песни, звучащей над городом холодной земли и ледяной северной воды?
Соловей закончил петь. Лучше он не пел никогда.
Убер остановился.
– Браво, – сказал он. – Кажется, сегодня я слышал лучший голос на Земле.
Повернулся и пошел дальше.
За его спиной затихал крик Соловья:
– Убер, не бросай меня здесь! Я тебе скажу! Скажу! Это важно!
* * *Убер уходил, не оборачиваясь. Какой бы ни был этот секрет, он не стоил его милосердия. Не в этом случае. Мика мертва, Мамед мертв, Нэнни и Юра тоже мертвы. А вот те, кто это сотворили, позволили и благословили, еще мертвы не все. И он это исправит.
Соловей закричал.
* * *Он сорвал свой прекрасный голос и теперь не мог даже шептать. Только хрипеть.
Спина скинхеда исчезла вдали. Соловей вздохнул. Он все еще плавал в наркотическом тумане от обезболивающих. Мир вокруг играл яркими красками и плавился цветами. Мир вокруг был великолепен и потрясающ.
Но Соловей знал, что это ненадолго.
«Все-таки странно чувствовать себя без рук». Соловей видел, как из ран медленно сочится кровь. Видел багровую лужу. В луже отражалась колокольня храма, на ней сидели крылатые тени. Одна из теней вдруг шевельнулась, расправила крылья. «Черт». Соловей поднял голову и засмеялся. Нет уж, он просто так не сдастся.
Он подтянул под себя ноги, поднатужился. Первая попытка не удалась… со второй Соловей встал.
Он стоял, пошатываясь, безрукий и злой.
– Ну и дурак! – сказал он в спину удаляющему Уберу. А потом вдруг сжал зубы от невероятной, смертельной жалости к самому себе. – Ты так и не узнаешь, что она жива.
В следующее мгновение на него откуда-то сверху рухнула зубастая черная тень. Соловей закричал.
2. Убить драконаЧерез двадцать минут он был на карантинном блокпосте. В темноте его дыхание казалось чересчур громким.
– Успел! – сказал Убер, пытаясь отдышаться.
– Сворачиваемся, – пояснил пожилой солдат. – Карантин снят. Ты куда хотел? На «Звон»? Мой тебе совет – просто пройди мимо, только никуда не смотри. После Черного Санитара лучше бы тебе этого не видеть.
Младший переносил вещи на дрезину. Скоро солдаты тронутся в путь.
– Огнемет не одолжите? – сказал Убер.
– Чего-о?
– Я верну, – пообещал Убер.
– Прозвучало почти честно, – пожилой солдат усмехнулся.
– Я старался.
– Что ты… – Солдат замолчал. Убер наставил дробовик ему в лоб.
– Это… ты зря, – сказал пожилой солдат. – Парень, опомнись.
Убер передернул помпу. Щелк, вылетела стреляная гильза, покатилась, застряла между шпал.
– Не в первый раз, – сказал Убер. – Давайте обойдемся без разборок, а? Я сегодня офигительно устал. Прямо ни в сказке сказать, ни матом сформулировать. Руки!
Солдаты подняли руки.
Он поднял бак с бензином, вдел руки в лямки. Закинул на спину тяжелый, громоздкий аппарат.
«Вот что мне напоминает этот запах», понял он. Бензин в зажигалке. Взросление. «Ты становишься взрослым, когда в первый раз берешь в руки огнемет», съязвил он по привычке. И все-таки горечь не отпускала. Эх, Юра, Юра.
– Как этим пользоваться? – спросил он у пожилого.
– А тебе зачем?
– Случаи, они разные бывают.
– Я не знаю. Вот у него спроси. – Пожилой кивнул на товарища.
* * *Убер оглядел дверь, замок, ржавую цепь. Затем закрепил гранату скотчем к решетке, продел веревку в кольцо. Медленно и аккуратно протянул веревку подальше в туннель, чтобы не прикончить себя раньше времени. Залег на рельсы и дернул.
Грохнул взрыв.
Некоторое время Убер думал, что никогда в жизни больше не будет слышать ничего, кроме этого жуткого звона.
В туннеле стояла пылевая завеса, дышать было почти нечем. Убер натянул марлевую повязку вроде той, что носили мортусы.
Он вернулся к двери. Взрыв не сорвал замок, а просто вырвал петли решетки. Убер ухватился за решетку двумя руками, расшатал ее, как гнилой зуб – и сорвал. Вернулся за огнеметом, пролез через завал и подошел ко внутренней двери. Обычная металлическая. Какие-то буквы, не разобрать из-за времени и пыли.
Он помедлил. За дверью точно что-то было. Убер достал и выложил на ладонь две вещи. Фотокарточка из паспорта – на фото молодая девушка. Зажигалка «Зиппо» с оленем на рельефе – память о Юре.
Бережно спрятал фото во внутренний карман, оставил только зажигалку.
Вдел руки в ремни огнеметного ранца, застегнул пряжку на груди. Щелкнул зажигалкой, поджег запал огнемета. Пламя светило уютно и спокойно – как дух самурая перед битвой.
Убрал зажигалку в карман. Выдохнул. Взял огнемет наперевес – и толкнул дверь.
* * *– Дракон? – Мика удивилась. – Что такое «дракон»?
Пауза. Убер поднял брови. Все-таки дети умеют озадачить.
– Неужели вы не читали ей сказок? Натали Васильевна, что же вы!
Нэнни заворчала. Убер сказал:
– Дракон – это животное. Огромное и обычно невероятно злое, если, конечно, не из Китая явилось.
– А там драконы – добрые?
– Там драконы – всякие. Но в основном добрые. И бумажные.
– А этот…
– Этот – злой.
Мика покачала головой.
– Нет? – удивился Убер.
– Он не злой. – Мика помедлила. – Просто его таким сделали.
От чудовищной вони Убер едва не задохнулся.
Чудовище, похожее на раздутый гигантский шланг, лежало здесь. Черное с желтыми и зелеными пятнами. Коротенькие лапы.
Та гора высохших трупов – это жертвы, что приносили жители «Обводного канала» чудовищу долгие годы, понял Убер. Останки люди Соловья паковали в мешки и выбрасывали в котлован через заброшенный старый коллектор. Справа груда серых мешков. Для трупов и отходов.
Дракон был огромен. Всего-то три метра.
Этот дракон – совсем не был похож на дракона. Это всего лишь обрубок, жуткий мешок плоти, кожаный бурдюк, перевитый толстыми венами – толщиной с руку человека. Он даже был не способен передвигаться самостоятельно…
– Второе пришествие Великого Сифилиса, – сказал Убер. – Блин. Никогда еще убийство животного не выглядело настолько фаллическим! В общем, – сказал он тише: – Явно пора заканчивать читать Фрейда перед сном…
«Моя мама внутри него… она поет», – сказала Мика.
