Метро 2035: Питер. Битва близнецов

Прощай, Мика. Видимо, она и была последней жертвой.

Убер направил огнемет на чудовище.

– Давай, чудовище, – сказал Убер. – Кричи в последний раз. Спой мне чертову подземную песню…

И нажал на спуск подачи бензина.

Когда в него ударила струя огня, дракон выгнулся и закричал…

* * *

Убер шел. Когда он добрался до вестибюля «Обводки», у него дрожали ноги. Лицо страшно горело. От него воняло, как от сгоревшей груды отходов.

«Я сжег дракона. Кому такое могло присниться?» – подумал он.

– Парень, ты цел? – спросил пожилой солдат. – Ты… как?

Он молча опустил огнемет на землю. Кивнул – спасибо.

– Парень?

– Дракона больше нет, – сказал Убер. И пошел. Надо было как-то отмыть эту черную жирную сажу.

3. Эпилог

Днем позже

Дрезина замедлила ход и остановилась.

– Тебя подвезти, парень? – спросили оттуда.

Убер повернул голову. Надо же, дежавю. Дрезина мортусов, опять их двое. Грузный мортус стянул белую маску вниз. Убер присвистнул. Ничего себе, старый знакомый.

Второй, молодой мортус, тоже стянул маску. Почесал начавшую отрастать рыжую бороду.

Люди покидали станцию. Шли вдоль путей, тащили на себе баулы с вещами. Дрезина проезжала мимо них, понурых, растерянных, несчастных. На «Обводном канале» скоро не останется ни одного жителя, подумал Убер. Проклятое место, проклятые воспоминания. Теперь ужас и боль умирающего дракона останется с ними навсегда.

Они шли мимо Убера, безразличные и безмолвные, словно тени в аду.

Кто такой ангел, как не тот, кто несет возмездие? Смерть и кару. Убер покачал головой. «Может, я зря приехал тогда вместе с мортусами», подумал он. Дрезина надсадно скрипела. «Никто не любит посланников смерти». Никто. «Даже я».

– Нет, – сказал Убер. Открыл глаза. – В этот раз я, пожалуй, сам. Спасибо.

– Я же говорил, он тоже верит в приметы, – обрадовался молодой. – Не такой уж он и безбашенный.

Старший мортус пожал плечами.

Убер зажал зубами сигарету, вынул зажигалку «зиппо». Чирк! Это была зажигалка с рельефным рисунком оленя на щечках. Прикурил.

Пламя осветило его измученное лицо, похожее на усталые лики святых в заброшенной, покинутой людьми церкви.

– Может, я просто… немного повзрослел? – сказал Убер. Потом засмеялся: – Да хрен там.

Мимо тлеющего огонька сигареты медленно пролетели несколько спор плесени. Плесень никуда не торопится. Плесень знает, кто в итоге будет владеть всем…

Интерлюдия-1

Человек без имени-2

Санкт-Петербург, декабрь 2033 года

Темнота. Мрак. Непроглядная бездна, полная фантомов, что бродят по моим зрительным нервам.

Иногда мне кажется, что я что-то вижу. Цвета. Синий. Желтый. Красная вспышка. Что-то зеленое.

Но это ложь. Ничего этого нет. Ни один случайный фотон не забредает сюда, в зеркальную гладь моих зрачков.

Здесь, под землей, только тьма. Никаких звезд.

Последние дни и мгновения растворяются в темноте. Мрак поглощает их, утробно чавкая…

С каждой секундой все сложнее мыслить ясно.

Воспоминания в темноте – пустая трата сил.

Чтобы понять, кто я есть, мне нужен свет. Это почти физическое ощущение.

Я встаю и иду.

Вопрос: вверх или вниз?

Конечно, почему бы не оставить себе иллюзию выбора?

На самом деле выбора нет.

Мои инстинкты, доставшиеся мне от двуногих животных, сотни тысяч лет живших между солнцем и землей…

…шепчут мне, что я совершаю ошибку.

На самом деле, настаивают они, тебе нужно наверх. К солнцу.

Инстинкты лгут.

Вся жизнь теперь – внизу.

Я иду по ступенькам эскалатора. Все ниже и ниже.

Спускаюсь.

Спускаюсь.

И вспоминаю.

Человек спускается по лестнице.

Спускается.

Спускается.

Спускается…

– Становится теплее, – говорит человек.

«Теплее». Кажется, я не ошибся.

И тут ступенька проваливается подо мной. Кхррхак! В последний момент я выбрасываю руки и вцепляюсь в металлический край.

Вишу над бездной. Ноги болтаются.

Ангел без крыльев, разучившийся летать.

В глазах темнеет. Сердце бьется так, словно его загнали, как загоняет одинокого беглеца стая собак Павлова.

Спокойно. Это всего лишь паника.

Спокойно.

Не думай о бездне под ногами.

Не думай о том, что ты слишком ослабел, чтобы подтянуть свое тело наверх.

Не думай о том, что пальцы вспотели и вот-вот соскользнут.

Не думай о шаткой конструкции, которая каждую секунду может обрушиться под твоей тяжестью.

Не думай.

Эти мысли бесполезны. Они лишают сил.

Долбаный самурай всегда спокоен перед лицом долбаной смерти.

Долбаный бусидо.

Из двух путей всегда выбирай путь, ведущий к смерти. Это я помню.

Я вишу над черной бездной. Пальцы взмокли и устали, и вот-вот соскользнут.

Что ж…

Иногда надо…

Сделать первый шаг.

Я отпускаю руки.

Человек падает в полной темноте.

Падает.

Падает.

Падение бесконечно. Воздух свистит в ушах. Сердце замирает…

И вдруг…

Я вижу свет.

Забавно.

В последний момент я группируюсь, чтобы упасть на спину. Так делают каскадеры.

И прежде чем упасть, я успеваю подумать:

«Забавно».

Помещение, освещенное теплым светом карбидки. Гора земли, обросшая грибными гирляндами.

Склонившаяся рядом темная фигура. Человек что-то делает. Рыхлит, подкапывает, ровняет. Тусклый отсвет металла. Вдруг человек слышит странный звук. Человек замирает, поднимает голову. Глаза его расширяются.

– О черт! – говорит человек.

Бух!

– Уфф, – удар в спину. Не так жестко, как я думал. Хотя дыхание из меня все же выбивает напрочь. Зубы лязгают.

Внутри меня что-то екает. И слетает и звенит, словно сорванная деталь. Шестеренка, вылетевшая из заржавленного механизма.

Я почему-то чувствую запах машинного масла.

Я скатываюсь вниз, переворачиваюсь на четвереньки. Черт. Земля все такая же твердая…

– Ох, – говорю я только. Чувствую, как кровь из прокушенной губы течет по подбородку.

Не худшее приземление.

Из тех, что у меня были.

Не худшее.

– Твою мать, – чей-то голос.

Я упираюсь ладонями в пол и с усилием поднимаю голову. Темная фигура смотрит на меня, пытающегося встать. В голове звенит, все двоится. Сотрясение? Этого еще не хватало. Но я жив.

Фигура вдруг разворачивается и убегает. А свет остается…

Я наконец встаю на колени. Все тело болит, как отбитое. Ха-ха-ха. Закрываю глаза ладонью, щурюсь. В затылке страшная, вытягивающая боль. Ничего, ничего.

Лампа-карбидка светит едва-едва. И все равно у меня ощущение, что глаза мне вынимают ржавой металлической лопаткой.

Как у садоводов.

Резь невыносимая. Слезы льются из меня, как реквием по мечте. Черт, черт, черт.

Соберись, солдат.

Я встаю вслепую, иду, вытягивая вперед руки, – пока не упираюсь в стену. Так, собраться. Сквозь пелену слез я вижу, что остался один. Тот человек, что здесь был, убежал. Но там, куда он убежал, наверняка найдутся люди, которые вернутся сюда. И я должен прийти в себя. Собраться и выжить в очередной раз.

Я опускаю руки и провожу по земле.

Ничего не вижу. Чертов свет. Сквозь облако слез я нащупываю что-то холодное и железное. Это садовая лопатка. Она мокрая от земли, рукоять еще хранит тепло человеческого тела.

Я поднимаю ее и беру на изготовку.

Что ж, будет чем сражаться, когда они за мной вернутся.

Убер и свобода

(Болотные солдаты)

Внутри бухих часов

с кукушкой, мокрой как собака

в такси забыв пальто

о нем никто не будет плакать

и обо мне – никто

Так допивай и пошли танцевать

скажи что мы не вернемся

дождь смыл следы сигареты и, блять,

куда же теперь нам идти?!

Бармен разбил коньяк

давай лакать его и плакать

зонта не будет я

отдал его одной собаке

я сам такой же пес

Так наливай еще пять, в смысле пить,

мосты давно уже смыло

ночь так черна, и на что же нам выть

зачем вы пропи́ли луну?!

Дождь на лице, эта ночь