По возвращению в съёмную квартиру Картер обнаружила на своём столе маленький конверт, подписанный шекспировским почерком. Видимо, Соломонс пользовался ключом от всех дверей в Лондоне, не слишком заботясь о частной жизни его жителей и гостей, как делали это и его люди по приказу. Что за навязчивость? Роза, было, подумала о том, что в королевские палаты Вестминстерского дворца он врывается точно так же. Записка объёмными дифирамбами не блистала, но сделала женщину гораздо богаче: «Все твои сбережения вернулись обратно в Маргейт, как только полиция прекратила ими интересоваться. Мои люди следят за порядком в твоём доме, и если ты, в самом деле, подумала о том, что я мог бы в какой-либо из жизней тебя ограбить, то это значит, что ты никогда не была со мной знакома. К слову, меня зовут Альфред Соломонс и ты значишь для меня всё». Бумага поспешила обратиться в прах в небольшой хрустальной пепельнице, а Роза, мучаясь мигренью, присела в мягкое кожаное кресло у окна, устало прикрывая глаза и запрокидывая голову назад. Это было слишком, всего в её жизни было слишком.
Из родственников Луки в живых остались только кузен Пабло и младший брат Маттео, остальную их славную компанию дополняли сицилийские наёмники, которым Чангретта доверял, и которых проверило время. Война с Шелби была непродолжительной, но богатой потерями. И Бирмингем в день бойцовского поединка возвращалось уже восемь американцев, включая двоих секундантов, которые отправлялись с Алфи, выдавая себя за евреев. Пока большой имел на ринге мелкого, Соломонс успел переговорить с Томми, как ему казалось, в последний раз, и почти выдал напутствие к предстоящей дороге в его цыганский Ад. Еврей прошёлся неспешно по тренировочному залу, постукивая костяшками правой руки по подвешенным боксёрским грушам, размышляя о других альтернативных событиях, которые могли бы происходить, поступи он в определённые моменты своей жизни иначе. На самом деле Алфи просто ожидал вестей от Розы, когда секунданты выполнят свою роль и уберут тех, кто может помешать решающей встрече воюющих сторон. Мужчина, прихрамывая, вышел через парадную дверь в бойцовский клуб на пустующую улицу Смолл Хита, подкуривая набитую качественным табаком трубку, чтобы любовно обласкать свои лёгкие дымом и заглушить стоящий в воздухе зловонный запах. Первый вдох всегда обжигал Соломонса, как несчастная любовь. К еврею вальяжно подошёл Чангретта, остановившись от него в паре шагов и вытянув руку с заряженным пистолетом. Алфи приподнял бровь, искоса взглянув на откровенно презирающего его сицилийца, сладко зевнул, ибо не спал последнюю ночь, и лениво улыбнулся.
— И даже если ты меня убьёшь, она всё равно тебе не даст. Эта женщина не про твою честь, макаронник.
— Я обещал Розалии, что прикрою её тыл, если ты останешься жив до конца боя. Помогу ей освободиться от дури, которую ты вбил ей в голову. Должен признать, грязный жид, ты хорошо над ней поработал, — Лука приподнял дулом пистолета шляпу Соломонса, сбрасывая её с головы просто на землю, а затем прижал холодное кольцо к его виску. — Но как бы мне не хотелось украсить этот порог узором из твоих мозгов, выпустить пулю должна всё равно она. Поэтому ты пойдёшь со мной, подпишешь бумаги, где передаёшь мне во владение свой бизнес, и потом вас с Шелби будет ждать быстрый и безболезненный конец эпохи, а меня — начало другой, более светлой и благородной.
— Ну, если моя Розочка посылает за моей душой своего кучера наяривающего по ночам междуножную недоросль на её образ, то отказывать во встрече не буду, так и быть, — Алфи выпустил клубень дыма итальянцу в лицо, довольно причмокнув, и последовал туда, куда указывало оружие. — Ты только пушку-то опусти. Коль не собираешься её применять, то и нехуй размахивать ею у меня перед лицом. Если ты, конечно, не обосравшийся трус и это не твой страх передо мной начинает скверно пахнуть, как остальное дерьмо из которого Бог лепил эту местность.
— Твои попытки спровоцировать меня такие же жалкие, как и ты сам. Пустозвонный трёп скоро перестанет иметь смысл. И пока части твоего тела будут разлагаться где-то в сточной канаве, а крысы растаскивать гниющую плоть, я очищу Англию от еврейского и цыганского мусора, — Чангретта особо не скрывал, что симпатизирует режиму старой родины. — Наведу порядок там, где ты развёл помойку.
— Да тебе бы в политику с такими слоганами и амбициями, дружок, — Алфи хрипло посмеялся с присущей ему задорностью, спускаясь в подвальное помещение, где бывал уже ранее и обсуждал с Томми производство джина. — Не задумывался? Далеко пойдёшь.
Лука грубо подтолкнул Соломонса дулом пистолета в лопатку, побуждая меньше болтать и больше двигаться, чем вызвал звериный угрожающий рык. Это как тыкать палкой в морду голодному медведю. Алфи резко развернулся, упираясь лбом в выставленное оружие, и столкнулся с Чангреттой в немом противостоянии. От катастрофы спасли только отдалённые звуки доносящегося эхо от голоса Розы, которая с кем-то говорила на итальянском. Еврей мгновенно оживился и посветлел, будто только что не подготавливал себя насмерть вцепиться зубами сицилийцу в глотку, и поспешил продолжить путь к заветной двери. В помещении неспокойно зачирикали скворцы.
— Томми так и не напустил на них пустельгу, вот баран, — Соломонс указал пальцем наверх и неодобрительно цокнул трижды языком. — Ты же смотри, макаронник, аккуратно, а то насрут тебе сейчас на голову, как ты тогда общаться с уважаемыми людьми будешь?
Алфи толкнул ногой дверь в хранилище и попал на несанкционированное собрание победителей и побеждённых во главе со старшим Чангреттой со стороны победителей, а с другой — троица Шелби в лице Томми, Полли и Финна. Еврей не сразу понял, куда подевали первого зверюгу Бирмингема, и подумалось ему, что Артура не было среди собравшихся неспроста. Ждать его к веселью или этот бес своё уже отплясал? Любопытство слегка пощекотало.
— А вот и Розочка! — мужчина расставил руки для объятий, но почти сразу же опустил из-за неуместности жеста. — Здравствуй, моя родная, хотел бы сказать, что хорошо выглядишь,
