— И да… С наступающим Рождеством!
— Я не католик, — коротко кивнул Белов. — А вот вас с наступающим. До свидания.
Чай в фарфоровых чашках и печенье так и остались нетронутыми.
***
В магазине Белов встретил Сашку.
— Привет, — однофамилец улыбнулся при виде друга. — Как жизнь?
— Живу, и уже рад, — усмехнулся Белов. — Ты как?
Сашка ответил не сразу. Помялся немного, посмотрел по сторонам, и ответил с неизменной улыбкой:
— Куры денег не клюют. Потому что денег нет.
На лбу Белова пролегла глубокая морщина.
— И что, нет заказов?
— Ни одного, — Саша мотнул головой. — Ты же знаешь, брат, сейчас такие времена… Не до портретов. И Буткус все заказы снял.
Белов промолчал. Кто-то из очереди крикнул в их адрес что-то нелецеприятное, и друзьям пришлось распрощаться. Белов купил хлеб и вышел из магазина.
***
Модестас пришел, как обычно, без пятнадцати семь. Стряхнул с воротника пальто снег, стянул с головы шапку и смял ее в руках.
— Проходи, — Белов, не отрываясь от книги, кивнул ему на стул. Но Палаускас остался стоять.
— Я на минутку. Насчет Агне… Билеты остались только на двадцать седьмое число.
— Ну хорошо, — Белов отложил книгу. — Пусть будет двадцать седьмое. Я завтра позвоню матери.
Модестас кивнул. Водрузил шапку обратно на голову.
— Ну, я пошел. У меня сегодня…дежурство.
Белов удивленно вскинул брови:
— На работу устроился? И не сказал.
Паулаускас криво усмехнулся.
— Если бы. Подменяю Ваню в больнице. Его в поликлинику на ночное вызвали, а ты же знаешь, что он по ночам в больнице дежурит. Вот и попросил меня выйти вместо него.
Сказав это, Модестас быстро попрощался и ушел. Белов подошел к окну.
На улице шел снегопад. Снег налипал на раму и стекло, заметал улицы, и дальше своего носа не было видно. Вглядевшись, Белов заметил едва различимый силуэт друга. Колеблящийся и туманный, он становился все меньше и меньше, пока не исчез совсем.
А в комнате уютно горела лампа, и на столе лежала раскрытая книга. И Белов на секунду даже поверил в спокойную жизнь, которая была когда-то в его детстве, когда он лежал на взбитом заботливой рукой пуховом одеяле и слушал мамины сказки.
Только вот он не знал, что это была его последняя спокойная ночь перед грядущим событиями.
========== Часть 12 ==========
«и если есть те, кто приходит к тебе,
найдутся и те, кто придет за тобой»
На следующий день Белов пришел к Буткусу получить деньги и сдать рукописи. На пороге его встретила та самая курдявая женщина.
— Папа в больнице, — сообщила она прямо с порога и отошла в сторону, пропуская Белова в квартиру.
— А что с ним? — удивился Белов, сбивая снег с ботинок.
— Сердце. Все сердце шалит… Да вы проходите!
Белов прошел в прихожую, снял пальто и повесил его на вешалку. Немного помедлив, разулся. Устланный коврами пол был слишком чист и слишком заштопаны были его носки. Поэтому он быстро прошел в столовую, куда указала дочь Буткуса, и уселся за стол, спрятав ноги под скатерть.
— Может, чаю? — спросила она и тут же кивнула, словно отвечая на свой вопрос: — В любом случае, в такую погоду я вас не выпущу. Вот стихнет метель, тогда…
За окном снова шел снег. В преддверии Рождества зима украсила все улицы Каунаса сугробами. Снег лип даже к стенам домов, и поэтому создавалось ощущение, что ты находишься в ледяном городе: куда ни глянь — слева, справа, на земле и в небе — все было белым-бело.
— Вот, пожалуйста, угощайтесь, — кудрявая женщина поставила перед Беловым чашку чая и вчерашнюю вазочку с печеньями. Сегодня в ней лежали еще и вафли.
— Спасибо, — Белов отхлебнул из кружки, и почти сразу же ощутил, как чай согревает его изнутри. А он и не заметил, как озяб, пока шел сюда.
Женщина села рядом, сложила руки на столе и вперила взгляд своих совиных глаз в Белова. Так она смотрела на него каждый раз, встречая и провожая к отцу. Такие же глаза были у нее, когда она приносила им чай. С таким же взглядом она смотрела из окна, как его фигура исчезает за углом соседнего дома. И Белов очень боялся этих глаз. Всегда после того, как на него кто-то так смотрел, случалось что-то нехорошее.
Он пил чай в полном молчании. Судя по всему, женщине с кудряшками, имени которой Белов так и не знал, было очень даже комфортно. Но совсем некомфортно было Белову. Говорить про деньги сразу было неловко, но молчать дольше не было сил. Поэтому он обвел взглядом комнату и, заметив фотографию, стоящую на полке в серванте, отчего-то обрадовался.
— А кто это? — спросил он. На фотографии был запечатлен баскетболист с мячом в руках.
— А, — дочь Буткуса оживилась, радуясь, что найдена тема для разговора. — Это наш Джон.
Она сделала эффектную паузу и продолжила, выговаривая каждое слово с особым значением:
— Он мой двоюродный брат. Племянник папы. Папина сестра в юности встретила американца и эмигрировала из Союза. Мы Джона только по фотографиям и видели. А тут радость такая: он со своей командой в Литву приехал! Он баскетболист, и у них…не знаю, что и как, но они в Литве, и это главное.
Белов допил чай и поставил чашку на блюдце.
— Я принес черновики вашего отца, — сказал он и привстал, показывая этим движением, что ему пора идти.
— Да… — кудрявая женщина встала вслед за ним. — Но куда же вы? Уже? А снег?..
— Прошу меня простить, но мне пора, — Белов медленно пошел к выходу. Ему казалось, что дочь Буткуса забыла про деньги напрочь, но напомнить об этом он не мог.
Однако удача улыбнулась ему.
— Подождите! — воскликнула женщина и быстро засеменила в другую комнату. — Секундочку!..
Белов обулся. Снял с вешалки пальто. Приготовился ждать. Но дочь Буткуса вернулась очень скоро:
— Вот, — она вручила ему бумажный конверт. — Папа очень вам благодарен за работу.
Она улыбнулась, Белов тоже. Убрал конверт во внутренний карман пальто.
— Я пойду. До свидания.
— До свидания, до свидания, — женщина взбила рукой прическу, и ее кудряшки на голове весело подпрыгнули. — С Рождеством вас! Может, зайдете как-нибудь?
— Я не католик, — ответил Белов, выходя из квартиры. — А вас с наступающим!
***
Он вышел из дома Буткуса и быстро пошел к себе в гостиницу. А перед
