Машина пробуждения

цвет служит его олицетворением, хотя как по мне, так это уже явный перебор. Не требуется морская зверюга со свистком и дипломом психо­лога, чтобы понять, что в последние дни насилие стало посто­янным спутником моей жизни, так ведь? И как бы то ни было — да, я скучаю по мамочке. Есть у тебя таблетка от этого?

Белуха пробормотала что-то себе под нос, обнажив крошеч­ные белые зубки.

— Надо бы нам поработать над твоим воображаемым соб­ственным образом, Купер. Понимаешь, ты ведь можешь быть чем-то большим, чем просто замерзшая камелия. Все просто, нужно только решиться.

Купер рассмеялся, что было довольно забавным, учитывая, что он находился под водой. Спирали пузырьков вырвались из его рта, обвивая его запястья и почему-то заставляя почувство­вать себя кем-то вроде жертвенного быка.

— Да уж, тебе следовало бы вначале поспрашивать окружа­ющих, потому как сказанное тобой явно противоречит общему мнению. Все они сходятся на том, что я не представляю собой ничего особенного.

— Тогда к чему вся эта шумиха? — недоуменно покосилась на него белуха.

— О чем это ты?

— Понимаешь ли, тебя выкрали и представили самой цари­це Египта. Затем «Отток» похитил тебя у нее ради некоего ритуального жертвоприношения, но ты решил сам занять место жертвенного барана.

— А, ты об этом... — Купер на мгновение задумался. — Но она же сказала, что я ничего собой не представляю, а осталь­ные... В общем, мне просто не повезло.

— Ну-ну... — Белуху его слова явно не убедили, это было очевидно. — Я тут раздумывала над тем, что Сесстри говорила о тебе. Давай обсудим, что она там упоминала о шаманизме и твоем родном мире? Напомни мне.

Купер повиновался:

— Она сказала, что «настоящие шаманы не рождаются в постиндустриальных мирах, где умерла магия». После чего назвала меня говнюком.

— Следует признать, что она была не так уж и не права, верно?

— Да мать мою налево! Надеюсь, что ты действительно про­сто мое тотемное животное, потому что психоаналитик из тебя никакой.

Белуха одарила его терпеливой улыбкой.

— Ты не просто какой-то там говнюк, Купер, что на данный момент должно бы быть вполне очевидным. Но Сесстри была права, когда сказала, что настоящие шаманы не рождаются в постиндустриальных мирах, где умерла магия. Такого и в са­мом деле не бывает.

— Вот и замечательно. Мы наконец-то установили, что за­коны многочисленных реальностей и как минимум одного миража однозначно свидетельствуют: я не шаман. Ты, я, Сес­стри и треклятая Клеопатра пришли к общему выводу: Ку­пер — не шаман. Так же как он не является медсестрой, гробо­копателем, самолетом или кексиком. Так почему, во имя всех миров, где никто и никогда не умирает, всем так хочется видеть во мне того самого шарлатана, каковым я не являюсь? Я уже перестал даже пытаться понять это.

— Все умирает, Купер.

— Ага, рассказывай это кому другому, морепродукт. Мне-то заливать не надо. — Кожу саднило, особенно на спине.

— Может быть, тебе следует попытаться рассказать окружа­ющим о своих чувствах?

— Возможно. — Купер надул губы и сложил руки на вооб­ражаемой груди.

Белуха рассмеялась и радостно хлестнула длинным хво­стом.

— Не стоит делать мне одолжение. Просто ведь дело в том, что если ты прямо выскажешь свои мысли, то люди могут и перестать приставать к тебе, требуя чего-то, что ты совершен­но точно не собираешься делать.

— Эй, так нечестно! Я же еще ничего не решил.

— Верное утверждение, — заявила белуха, и на ее боках за­играли лучи света.

Купер чувствовал, что его обвели вокруг пальца, хотя не совсем понимал как.

— Ладно, я решил попытаться спасти эср. Вот мое решение.

— Верное утверждение, — повторила белуха совершенно нейтральным тоном.

— Постой-ка, эти два утверждения никак не могут быть верны одновременно. Либо я что-то решил, либо нет. Не силь­на ты в логике, должен тебе сказать.

Белуха подняла плавники.

— Не я, Купер, пытаюсь поймать перемазанного жиром по­росенка. Тебе выбирать — не мне. Так ты решаешься или нет?

Купер закатил глаза.

— Ты точно тотемный зверь американского засранца, вот только не уверен, что мой. И еще тебе бы следовало подыскать себе другую работу.

— Эй, на себя посмотри. Разбрасывается решениями на­право и налево, будто на лодке по порогам сплавляется! Скоро тебе уже не понадобится помощь бедного старого морепродук­та. — Серпантин забурлил, и Купер понял, что его прогоняют. Совсем скоро он должен будет вынырнуть из своих грез. По­нимала это и белуха. — С радостью прописала бы тебе хорошее болеутоляющее, капитан. Ощущения будут не из приятных.

Купер поднялся, обливаясь кровью. Мертвые Парни обра­зовали вокруг него неровный полукруг и изумленно разгляды­вали свою жертву; с «хвоста лича» в руке Марвина падали на пол куски кожи и жира, содранные со спины Купера. Со зре­нием творилась какая-то беда — вокруг Мертвых Парней игра­ли красочные ореолы, все казалось будто бы размытым. Купер изрядно поплакал из-за своей изодранной спины, но никакие слезы не могли смягчить боль от той раны, что всегда была с ним. Купер вызвал в памяти образ крокуса, и это было даже лучше, чем мячик для снятия стресса или же доза опиатов. «Спасибо белухе», — подумал он, хотя, может быть, ему стоило поблагодарить свою маму. Он размял затекшую шею.

— Знаете, что до меня сейчас дошло? — спросил Купер, стараясь как можно подробнее представить себе этот крокус. — Гестор — удивительно смешное имя.

Мертвые Парни смотрели на него с благоговейным ужасом в глазах, время от времени обмениваясь взглядами и не пони­мая, что делать с нахалом, осмелившимся бросить им вызов. Они сами видели, как Марвин исполнил полученный от Тесте­ра приказ. Чтобы их изумить, было достаточно того, что Купер остался стоять, так ведь он не только смог после всего этого заговорить, но еще и осмелился оскорбить их предводителя. Краски словно испарялись с их тел, и Купер несколько раз сморгнул. Марвин же повел руками в странном жесте,