Машина пробуждения

спину, и он оказался один на площадке, поливаемой черным дождем. Ледяной пот заструился по спине, когда он скорее ощутил, нежели увидел, как с неба к нему пикирует тень. Она обрушилась с высоты со скоростью реактивного снаряда, и Купер заранее съежился, но ударной волны так и не последовало. Тень развалилась грудой тряпок, застывших в нескольких дюймах от ног Купера. Когда он шагнул к ней, черная куча зашевелилась.

Перед ним поднялся мертвый владыка, облаченный в тем­ные шерстяные обноски и корону бледного огня, излучающего полную противоположность жара. Купер увидел лоскутья сморщенной, сухой, как пергамент, кожи, лепившиеся к ли­шенному нижней челюсти черепу цвета железа. Но глаза! Сгустки света, заменявшие их этому существу, пылали любо­пытным и голодным электрическим огнем. Тварь стояла на костлявых лапах, не касавшихся, впрочем, опоры, зависнув над крышей так, словно носила невидимые каблуки. Золотые укра­шения, инкрустированные прямо в лишенное плоти лицо, свер­кали под напудренным париком — завитой в локоны асимме­тричной конструкцией, которую лич, прихорашиваясь, попра­вил одной рукой. Разглядывая его, Купер понял, что нежить беспола и что если тот или иной ее представитель и пытается придать себе мужские или женские черты, то только одного украшательства ради.

— Владыка! — вскрикнула Ядовитая Лилия с деланым эн­тузиазмом. — Вы явились раньше, нежели мы ожидали, но нет ничего слаще, нежели лицезреть вас, даже когда вы приходите неожиданно!

— Эссср, — прошипел железный череп, но Купер не мог с уверенностью сказать, было ли сказанное требованием, во­просом или же утверждением. — Я уссслышшшал, как мой эссср закричал от боли, непропорциональной вашшшим жал­ким правам. Вот и решшшил удивить вассс, дорогушшши. Воз­можно, вы предалисссь гневу и оскорбили моего эсссра потому, что умудрилисссь потерять Леди?

Подбежав к Куперу, Марвин заставил того опуститься на колени, надавив на его плечи, и начинающий шаман сложился подобно марионетке, слишком напуганный нависшей над ним фигурой, излучавшей удивительнейшую ауру чарующего гние­ния, — черного на черном, но заключенного в золотую рам­ку. Трехкратно черный ветер обрывал лепестки воображаемо­го крокуса, и Куперу показалось, будто он пойман в сеть — вновь, — когда его мысли перестали принадлежать ему. «Надо просто расслабиться», — решил он, и хотя сам понимал всю абсурдность этого желания, не имел сил ему сопротивляться. Лич наполнял его тьмой, заставляя мечтать о костлявых паль­цах, гладящих по голове, о том, чтобы ледяной клинок повели­теля пронзил теплую пульсирующую шею. Навек погрузиться в золото и черноту.

«Они уничтожат меня, — понял Купер, наблюдая за тем, как к нему приближается Гестор. — Запрут в каком-нибудь крохот­ном темном чулане, где я буду вечно кричать, пока мой голос не осипнет, а кости не рассыплются в прах». Справа от него струи черного дождя лили за край крыши, улетая к такой да­лекой земле. Пропасть казалась просто бездонной.

— Может быть, Гешшштор, ты объяшшшшнишь нам, почему твои планы провалилишшшь? — прошепелявил лич старуше­чьим голосом.

— Владыка? — Гестор впервые выказал признаки беспокойства из-за того, что случилось с Леди; его тело также покрыва­ли татуировки, но Куперу не удавалось разглядеть узор.

— Ее большшше нет ссс нами, Гессстор. Она ушшшла, навсссегда. Нассс уверяли, что это невозможно, — и нашшше соглашшшение во многом было поссстроено на этом факте. Так, может, объяссснишшшь, как Леди удалосссь Умереть? — Неужели мертвый владыка и в самом деле курил? Так и есть, коричневая сигарета, вставленная в черный мундштук. Суще­ство размахивало ею, словно дирижерской палочкой. — Как же это произошшшло?

Гестор отчаянно замотал головой:

— Это невозможно, Владыка! Она не может Умереть, ведь она же мать жизни без Смерти, основавшая вашу династию свободы!

— Какая разница? — пожал лич покрытыми шкурами пле­чами и взмахнул рукой в жесте поддельной беспомощности, чем-то напомнив в этот момент манекенщицу, облаченную в черное кашемировое пальто. — Всссе равно она Мертва. — Существо отмахнулось от Гестора, словно от слишком калорий­ной закуски.

— Но ведь все это была... была ее идея!

Гестор ничего не понимал. Эта ночь должна была стать его триумфом; он весь вымазался кровью Купера, чтобы доказать свое право на него.

Лич издал неодобрительный звук, который проще всего было описать как шум, производимый сотнями жуков, одно­временно защелкавших жвалами.

— Ты и впрямь в это веришшшь, да, Гессстор? В сссамом деле?

— Во что, владыка?

«О боже, — Купер и сам не знал, испытывал он сейчас от­чаяние или восторг, — да Гестор же совсем не понимает, что происходит!»

Взгляд электрических глаз устремился на Купера, и при­зрак кивнул:

— А ведь твой раб сссоображает получшшше тебя, мой ре­тивый ссслуга. — Существо зашлось смехом, напоминавшим шелест пергамента. — Ты ссспутал пешшшку ссс королевой.

«Мать Лалловё».

Учитывая, что именно маркиза Тьюи приказала выкрасть его и доставить к Леди на изучение, тот, кто подослал в Ля Джокондетт, должен был быть достаточно умен, отважен и ин­формирован, чтобы кинуть ее. За время своего пребывания в Цикатрикс Купер понял, что если кто и может успешно об­ставить Лалловё Тьюи, так это она. Лич снова кивнул, и тол­стяк вдруг испытал близкий к сексуальной лихорадке восторг при мысли, что это иссохшее бесформенное нечто считается с его мнением, вместо того чтобы с полным на то правом по­глотить. Цветок в его голове уронил последний лепесток.

— Не понимаю, — почти заскулив, пытаясь хоть как-то най­ти спасительную ниточку, произнес Гестор. — Леди должна была быть нашей королевой, владыка. Орудием нашей победы.

— Ох, дорогушшша, — лич зажал длинный мундштук в дырке между редкими зубами верхней челюсти и снял мягкую кожаную перчатку с одной руки, неспешно вытягивая из нее один палец за другим и обнажая кости, выглядевшие словно куски заржавленного металла, — мне сссейчассс показалосссь, будто ты сссобираешшшьссся ссспорить сссо мной.

Глаза Гестора стали огромными, словно тарелки, и Купер услышал нечленораздельный испуганный вой, раздавшийся в го­лове предводителя Мертвых Парней. Глаза же лича усмехнулись:

— Конечно же, я заблуждаюсссь?

— Но, но... — заныл, словно обиженное дитя, Гестор, и мерт­вый владыка протянул к нему костлявое запястье, отвесив опле­уху, от которой вожак Мертвых Парней распростерся на крыше.

В следующее мгновение тот уже вскочил с кошачьей