Грейс сглотнула.
Вивиан, казалось, больше не видела эту комнату – только те далекие годы, куда Грейс заставила ее вернуться (и уже пожалела об этом). Жуткое, дрожащее безумие наполнило воздух.
– Он мне как-то пальцы сломал, – сказала Вивиан и дотронулась правой рукой до кисти левой. – Мизинец и безымянный. Мать тогда сказала, что я сама напросилась. Думаю, если бы он меня убил, она бы и это простила. А в другой раз…
Грейс не хотела смотреть, но не могла отвести взгляда от подернутого дымкой глаза тетки. Вивиан растянула губы в улыбке:
– Привязал меня к стулу и плеснул в глаз щелочью из шприца без иглы.
Грейс почувствовала резь в глазах – то ли оттого, что долго не моргала, то ли от разыгравшегося воображения.
– В больнице мать велела мне соврать, что это я сама играла и случайно плеснула щелочью в глаз. Сказала, что иначе убьет меня. После этого случая отец меня увез, и я больше никогда не видела ни матери, ни Лоры.
Грейс заставила себя медленно вдохнуть и выдохнуть. Сердце билось где-то в горле, ладони вспотели. Большую часть времени Вивиан казалась спокойной и отстраненной, ее не смутила даже кровавая лужа в коридоре. Но сейчас будто кто-то вскрыл гнойник ее памяти, и дурные воспоминания вылились наружу.
– Кто это был? – спросила Грейс, поразившись тому, как сдавленно звучит ее голос. – Что за мальчик?
Вивиан склонила голову, всматриваясь в лицо племянницы. Грейс этот взгляд не понравился.
– Не было никакого мальчика, – наконец ответила тетка. – Я придумала его, когда была ребенком. Мой психотерапевт объяснял, что такое иногда случается. Если боль причиняют родные люди, наш мозг не может с этим смириться и заменяет знакомые образы мучителей на другие.
Грейс нахмурилась:
– Вы сейчас о чьем образе?
Вивиан красноречиво подняла брови:
– Лоры.
Это прозвучало так невероятно абсурдно, что Грейс не могла поверить. «Это вранье, – настойчиво твердил внутренний голос. – Мама никогда никого пальцем не тронула».
Но в душе шевелились сомнения. Лора слишком мало рассказывала о своем детстве и семье. Настолько мало, что за умолчанием могли скрываться самые жуткие вещи. Впервые в жизни Грейс почувствовала, как плохо знала собственную мать.
– У вас были галлюцинации?
Тетка невозмутимо пожала плечами:
– Кто сейчас скажет? Мне было семь лет. Никто, кроме меня и матери, его не видел. Я много раз рассказывала о нем отцу. Папа был уверен, что меня задирают мальчишки в школе, но там не было никого, кто подошел бы под мое описание. А мама говорила, что я ненормальная, что мне место в психушке. Что ж, в каком-то смысле она не ошиблась…
«Где она была этой ночью? – подумала Грейс, стараясь унять собственное сердцебиение. – В вечернем платье убеждает всех, что не покидала дом. Она бы успела доехать сюда, если бы хотела. Но зачем? Она ведь легко могла выключить сигнализацию. Может, она действительно не в себе? Смывает кровь, как будто каждый день это делает. Где она была два месяца назад, в октябре, когда пропала мама?»
Вивиан подошла к Грейс и сделала это так тихо, что Грейс, задумавшись, не заметила ее. Просто моргнула и увидела перед собой лицо тетки. Даже без каблуков та была высокой. От нее пахло кровью и сладким гелем для душа. Ее лицо вдруг оказалось в нескольких сантиметрах от Грейс: здоровый глаз рассматривал племянницу, а в больном клубилась белесая дымка, будто живая.
– Так что больше никогда, никогда, Грейс, не говори, что твоя мамаша была святой! А если тебе захочется вдруг это сказать, просто посмотри мне в лицо и вспомни, что я тебе рассказала. – Вивиан улыбнулась.
Грейс больше всего хотелось крикнуть Вивиан в лицо, что это ее надо лечить, что еще неизвестно, не приложила ли она руку к исчезновению Лоры. Людям всегда кажется: если что, они выскажут противнику все прямо в лицо… Пока это лицо не оказывается очень-очень близко от вашего, а вокруг – пустой дом, где прошлой ночью убили двух человек.
– Мне нужно проветриться, – только и смогла пробормотать Грейс.
Она вылетела из комнаты, пронеслась вниз по лестнице и выскочила за порог.
Глава X
Холодный осенний воздух ударил ее по лицу, словно ледяной рукой великана. Грейс стояла, вцепившись в перила. Только сейчас она поняла, как было жарко в пластиковом халате – свитер под ним промок от пота. А теперь, на ветру, влажная одежда быстро остыла, и Грейс дрожала от холода.
Не было еще и десяти вечера, но улицы маленького городка погрузились в темноту. Только кое-где окна светились голубоватым светом от телевизоров, да мигали новогодние гирлянды, но это лишь усиливало ощущение непроглядного мрака.
Больше всего на свете Грейс хотелось оказаться как можно дальше от этого дома и тетки. Словно она нашарила где-то в дамбе мира Вивиан, обычно прочной и монолитной, огромную пробку и выдернула ее, не рассчитав напора эмоций. Что это, черт побери, был за бред? Мальчик-двойник, сломанные пальцы, потеки крови в коридоре… Грейс снова ощутила приступ дурноты и постаралась дышать медленно и неглубоко, чтобы ее не вывернуло прямо здесь.
Ей даже пришло в голову позвонить в социальную службу и рассказать мисс Соул, что отношения с родственницей складываются, мягко говоря, не очень. Но после этого ее отвезут в другую приемную семью, и еще неизвестно какую. Наверное, уж лучше остаться с ненормальной теткой и надеяться, что она не решит отомстить тебе за детские обиды.
«Мне надо прогуляться, – поняла Грейс. – Срочно. Прямо сейчас, иначе я просто с ума сойду». Она тихо приоткрыла дверь, вошла в дом и взяла куртку. Вивиан нигде не было видно.
Грейс спустилась со ступенек и постояла на дорожке, решая, куда направиться, и давая глазам привыкнуть к темноте, а ногам – к гололеду. Вдоль улицы горели фонари – всего четыре штуки, и их слабый оранжево-желтый свет не рассеивал мглу, а сгущал ее. Вокруг стеклянных клеток с лампами клубился, как туча москитов, мелкий мокрый снег. Грейс медленно двинулась вдоль улицы, похрустывая ледяной крошкой и стараясь держаться ближе к свету. Она решила дойти до конца и повернуть назад. Этого расстояния хватит, чтобы пораскинуть мозгами.
Вдруг что-то черное и бесшумное выскочило на Грейс из-за живой изгороди. Сверкнула жесткая белизна зубов, мелькнул мохнатый бок. Она успела отскочить назад, машинально закрываясь рукой.
– Голод, ко мне! Ко мне, Голод!
Грейс дернулась, ожидая удара зубов или лая, но ничего не произошло.
Огромный черный пес с кличкой, такой же жуткой, что и его внешность, мог бы достать Грейс до пояса, если бы встал рядом. В темноте было трудно определить породу, но одно было ясно – эта собака ближе к овчарке, чем к
