К слову, в доставшейся мне памяти Эвы ничего не удалось найти касаемо истинного ее отношения к мэтру Оллену. Хотя, возможно, она просто не задумывалась о том, к кому привыкла с детства? Кажется, он был для нее кем-то вроде немного чудаковатого дядюшки, который появляется время от времени, показывает волшебные фокусы, о чем-то говорит с родителями, а потом вновь испаряется. Потом, с момента катастрофы, мэтр Оллен стал мелькать в ее воспоминаниях чаще, но тогда Дагна-Эвлора воспринимала его просто как врача, одного из тех, кто пичкал ее горькими лекарствами и мучил неприятными процедурами. Понимала, конечно, что после его визитов ей ненадолго становится легче, но и только… Но были ли это ее настоящие воспоминания?
– Его превосходительство ждет, – напомнила Нэна, и я очнулась.
В самом деле некогда предаваться рассуждениям…
Казематы представлялись мне темными и холодными мрачными подвалами, где с осклизлых каменных стен капает вода, под ногами шныряют большущие крысы – их маленькие глазки взблескивают кроваво-красным в отсветах факелов. За зарешеченными окошечками массивных, окованных металлом дверей кто-то возится и стонет, зовет на помощь и обещает раскаяться, ругается и звенит кандалами… И уж конечно, там ужасно пахнет: воздух затхлый, спертый, запах нечистот, немытых тел, болезней и скверной еды никак не выветривается из этих подземелий…
Ожидания мои не оправдались, и флакончик с нюхательными солями, который сунула мне Эм на всякий случай, не пригодился. И хорошо: я никогда ими не пользовалась, так вдруг от этих солей мне сделалось бы еще хуже?
Мы оказались в просторном светлом помещении, больше похожем на какую-то контору или иное присутственное место: письменные столы, секретеры и массивные шкафы, полки которых уставлены были пухлыми папками и книгами самого потрепанного вида. Я успела прочитать несколько названий – это оказались своды законов и кодексов Дагнары и сопредельных стран. Наверно, с ними частенько сверялись…
Вот только окна здесь были зарешечены – сквозь толстые прутья и ребенок бы руку не просунул, а рамы, мне показалось, вовсе не должны открываться. Ну верно: ни петель, ни ручек. Однако здесь было достаточно свежо, даже прохладно: наверно, действовали какие-то чары, либо же просто так хитро устроили вентиляцию.
Я увидела портрет Дагны-Эвлоры на стене напротив входа – она надменно смотрела на вошедших, – и невольно отвела глаза. У госпожи Увве в кабинете висел портрет его величества, и она до сих пор его не сменила, хотя в большом зале давно уже красовалась новая королева, изображенная в полный рост. Интересно, почему? Просто не успела? Или ей казалось нелепым вешать на почетное место изображение девочки, по возрасту не отличающейся от воспитанниц? Ах, какая разница…
– Ваше превосходительство! Не ждал вас так рано… – Из боковой двери появился крупный, грузный даже мужчина в темно-синем мундире с полковничьими знаками различия.
Интересно, почему не генеральскими? Неужели расследованием покушения на королеву занимается обычный полковник? «Обычный, надо же! – одернула я себя. – Наверно, генерал руководит, а остальные… остальные пишут бумаги и допрашивают злоумышленника».
– Ваше… ваше величество?.. – заметил он меня за спиной канцлера, и я чуть было не присела в реверансе по въевшейся привычке. – Полковник Ран Аннард, к вашим услугам…
Не каждый день к пансионеркам обращались подобные чины, но если вдруг на прогулке какой-нибудь офицер приветствовал нас, мы должны были ответить подобающе. То-то бы удивился этот солидный полковник!
– Оставьте церемонии, прошу, – произнесла я, когда присутствующие в своем рвении поприветствовать королеву едва не своротили столы.
– Это неофициальный визит, – негромко добавил канцлер, и все стихло. – Ее величество пожелала присутствовать при допросе злоумышленника. Я не мог ей отказать. Надеюсь, мы не доставим лишних хлопот, господа?
– Никоим образом, ваше превосходительство, однако… следует ли ее величеству видеть… гхм…
– Да, я хочу все увидеть собственными глазами, – не дала я ему договорить. Не то, быть может, сдала бы назад, узнав какие-нибудь подробности.
– Как будет угодно вашему величеству. – Полковник наклонил голову так низко, что я увидела намечающуюся лысину: он так коротко стриг волосы, что ее было почти и не разглядеть. Вероятно, он полагал, что лучше быть вовсе лысым, чем плешивым. – Данкир, прикажите доставить задержанного в большую допросную, да поживее!
– Сию минуту, ваше превосходительство, – отозвался худощавый юноша и испарился. Я не успела разглядеть его знаки различия, но, наверно, это был самый низший чин из допущенных к этому делу.
К сожалению, я до сих пор путалась в этих самых знаках, равно как и в правилах именования, и память Дагны-Эвлоры мне помочь не могла: она вообще не думала о такой ерунде. Выручало, конечно, то, что королева любого может назвать просто герцогом или полковником, а то и по фамилии, но вдруг в какой-то определенный момент это прозвучит как оскорбление? «Нет, непременно надо приналечь на придворный этикет», – подумала я. Праздник миновал, свободного от всяких примерок времени будет побольше… возможно.
– Прошу, ваше величество, – произнес полковник, и я последовала за ним.
Может, хотя бы на этот раз увижу настоящие казематы, как в романах?
Глава 14
К сожалению или к счастью, надежды мои не оправдались: допросная оказалась обычной комнатой, разве что мебели там почти не было – стол и несколько стульев, только что окна не зарешечены – их вовсе не было. Свет, очень похожий на дневной, давали магические светильники. Он казался каким-то неестественным, от него слезились глаза: то ли из-за яркости, то ли из-за оттенка свечения. Впрочем, сотрудники явно к нему привыкли и не обращали внимания на неудобства, а я всегда могла поднести к глазам платочек и сделать вид, будто вспоминаю страшный эпизод покушения или даже печалюсь об участи преступника.
Его привели – он очень сильно хромал.
– Разве вы не сказали, что ему переломали ноги? – едва слышно спросила я Одо.
– Вы полагали, его оставили как есть? Этак он умрет прежде, чем скажет нечто полезное. А залечить простые переломы не так уж сложно даже для средней руки мага.
Я не ошиблась – на злоумышленнике была студенческая шинель, но такая потрепанная… Насколько я знала из разговоров старших девочек – у некоторых имелись братья и даже поклонники, – студенты очень гордились своей принадлежностью к тому или иному учебному заведению, а потому берегли одежду, как могли. Даже если брали подержанную – новая не всякому по карману, – старались содержать в чистоте и уж знаки своего института и тем более университета никогда бы не спороли. А я видела – на рукавах этого юноши темнеют небольшие прямоугольники. Сама шинель выцвела от времени, но
