– Так.
Одо сел в кресло и устало свесил руки между колен. Совершенно неприличная поза для человека его положения, но сейчас он, кажется, вовсе не думал о приличиях.
– Эва…
Я удивилась, когда он обратился ко мне вот так. Ни разу еще он не называл меня Эвой, только сударыней и Эвиной – и то перед ее величеством.
– Вы понимаете, что Эд опасен?
– Да, – шепотом ответила я. – Слухи… и всякое…
– Как предлагаете избавиться от него?
– Я?..
– Вы исполняете обязанности королевы. Вам положено принимать решения, даже неприятные.
– А вы – регент. Королеве почти год до совершеннолетия, поэтому вы обязаны думать за нее о подобных вещах.
– Верно, но Эд – близкий друг ее величества. Ей решать, как поступить с ним. И от ее решения многое зависит.
Я молчала, глядя на свои руки – слишком грубые, чтобы обмануть юного Эда. И Данкира, полагаю, я тоже не обманула, перчатки здесь вовсе ни при чем…
– Пускай Данкир попрактикуется на нем, – сказала я наконец. – Уберет ненужные воспоминания. Если не выйдет сразу – пусть повторит. Эд его друг, так что, думаю, Данкир станет обращаться с ним мягко, но он дал мне клятву, стало быть, выполнит приказ во что бы то ни стало. Передайте: я хочу, чтобы Эд остался в здравом уме и в полном рассудке, но совершенно забыл о своем увлечении Дагной-Эвлорой. И тем более – о своих подозрениях. Если нужно, я напишу приказ своей рукой… то есть рукой ее величества.
– Хорошо.
– Если у Данкира получится, – добавила я, – он будет главным придворным магом.
– Да вы смеетесь, сударыня!
– Не думаю даже. Я… я боюсь мэтра Оллена. И вы боитесь, потому что понятия не имеете, что у него на уме! Данкир, может, не такой умелый, но он принес клятву, а Оллен – вы сами сказали! – нет.
– Но вы же понимаете, что скандал выйдет оглушительный?
– Почему? Ах да, догадываюсь: Данкир ведь молодой и привлекательный мужчина, не то что Оллен, а ее величество – юная девушка? Могут пойти слухи…
– Вот видите, мне даже отвечать вам не нужно. К слову, Данкир может и не согласиться на такую честь. Вдобавок оскорблять мэтра Оллена, в открытую отказывая ему от места… не самый дальновидный поступок. Я на это не пойду.
– Неужели лучше иметь под боком такого непредсказуемого человека? – нахмурилась я. – Впрочем… Вы правы. Если он не станет служить Дагнаре, то будет служить кому-то еще. Правда, он уже сейчас может этим заниматься, но как выяснишь?
– Именно. В некоторые моменты, – доверительно произнес канцлер, – я очень хорошо понимаю предков, которые сжигали магов на кострах.
– Вы забыли добавить: если могли их поймать и удержать. А поскольку схватить наверняка удавалось только самых слабых и глупых, то сильные, умные и хитрые выжили… и теперь с их потомками уже не так просто совладать. Прямо как в животном мире, – припомнила я. – Это называется естественным отбором, если не ошибаюсь.
– Не ошибаетесь, за одним небольшим исключением: маги чаще всего бездетны. Для отца Данкира известие о том, что у сына проявился сильный дар, стало страшным ударом – других наследников у него не было, дочерей тоже. Молодой человек, правда, обещал приложить все старания, чтобы не дать роду прерваться, но пока что-то не заметно, чтобы он работал над выполнением обещания.
– Дайте ему хотя бы забыть Лиору, – сказала я. – Или не забыть, но… Словом, должно пройти время.
– Может быть, вы и правы. – Одо откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. – Увидим. Если доживем. И не нужно так на меня таращиться, дыру протрете. В моей жизни не случалось трагических историй такого рода, даю слово.
– Я вовсе не…
– Не лгите. Девушкам всегда интересны подобные детали. Эва часто расспрашивала меня, почему я одинок, а вы… Вы все-таки сильно похожи на нее характером, да еще любопытны от природы.
– Этого я тоже не помню, – порывшись в памяти, ответила я. – То есть того, что она вас расспрашивала об этом. Сама же я слышала только, что вашего отца чуть ли не силой вынудили жениться.
– Не силой, но королевским указом. Иначе он точно не вспомнил бы о том, что дети должны откуда-то браться, с неба они не падают. А поскольку я – копия отца, как все уверяют, участь моя предрешена.
– Не понимаю…
– Что же тут непонятного, сударыня? – Он приоткрыл глаза. – Когда-нибудь, когда у меня окажется хоть немного свободного времени, я осмотрюсь, выберу подходящую особу и женюсь. Конечно, Химмелиц – родовое имение, а не королевство, но бросать его бесхозным не годится. Следовательно, мне нужен наследник, а Богиня мне его не принесет. Или ее, без разницы.
Я помедлила, потом не выдержала и спросила:
– А какой он был, ваш отец? То есть, конечно, если не хотите говорить, то я не настаиваю, но…
– Я же сказал – я его копия, – не дал договорить Одо. – Меня он любил, конечно, а мать – нет, это был брак по указу сверху, не забыли? Да он, кажется, и не видел разницы. Она его тоже не любила, но считала крайне выгодной партией, хотя и была намного более знатной. И меня, прямо скажу, не особенно жаловала. Впрочем, я ее почти и не видел: в детстве мною занимались няньки, потом гувернеры, учителя… И сам отец, конечно же. Как только со мной можно стало разговаривать, он взялся за меня всерьез. Сами видите, что получилось. Впрочем, это намного лучше, чем сидеть у материнской юбки до седых волос.
– А вы сами любили родителей? – спросила я и смутилась.
– Сложно сказать. – Он будто не заметил ничего странного. – Отца я прежде всего уважал. И да… пожалуй, любил по-своему. С матерью сложнее – повторяю, я редко ее видел и почти не знал. Что так смотрите, сударыня? Именно так и выглядят браки по расчету в наше время. Случаются счастливые исключения, разумеется – те самые, о которых пишут в этих ваших романах, – но крайне редко. В реальности же хорошо, если супруги не испытывают друг к другу отвращения.
– Понимаю… Одо, я знаю, что отец ваш давно скончался, а матушка? Еще жива?
– Нет.
– Простите…
Одо помолчал, потом сказал вдруг:
– Вы иногда задаете интересные вопросы, сударыня. Я начал вспоминать и вдруг понял: пожалуй, больше всех в семье я любил Орну. И именно поэтому так привязался к Эве – пускай внешнего сходства нет, но нрав…
– Кого?..
– Сестру.
– Так, значит, у вас есть сестра? – непонятно чему обрадовалась я и сникла, услышав ответ:
– Уже нет. Погибла еще ребенком. И не извиняйтесь! Не люблю этого…
– Но как?..
– Это же Химмелиц, – тяжело вздохнул канцлер. – Горы. Матушка никогда не любила
