Уйти из рода — это не вариант, во всяком случае, не для Даро. Однако хорошо знать, что такая возможность все же есть, и никогда ею не воспользоваться.
Очередной раскат грома достал его, несмотря на глубокий нырок. Мышцы на мгновение словно превратились в кисель. Вода вокруг вспыхивала и гасла.
Имперцы во время восстания лаймери использовали звуковое оружие, которое не причиняло вреда им самим: субсенсорная зона сиуэ намного уже человеческой. Означает ли это, что люди более эмоционально устойчивы? Полукровки тоже? Утром по всем каналам системы передавали съемки со свадебного торжества на Оанс. Вэлиан Энсо не выглядел несчастным. Впрочем, на то он и Наследник Пяти Планет, чтобы в совершенстве владеть собою. А может, ему просто повезло больше.
Море успокоилось, едва он пересек границу волнорезов. Среди белых гребней показались высокие колонны обители Марай Милосердной и Исцеляющей — центрального храма водной богини, выстроенного на отдельном острове в прямой видимости столицы. Каменное обрамление лестниц напоминало схематичное изображение сложенных рук. Служка в голубом облачении вышел Даро навстречу.
«Я должен встретиться с Верховным».
Служка почтительно поклонился, узнав Наследника, и сделал ему знак следовать за собой.
Внутри мерно и тихо покачивалась заливающая храм вода — отголосок бушующей за его стенами стихии. Прихожан было немного: мало кто рискнул выйти в океан, когда Тиос снизошел к своей младшей жене, чтобы наполнить ее воды жизнью и смертью.
Физические недуги были отданы на откуп медикам, но душевные болезни оставались в руках жрецов. Врачи лечат механизмы тела, но кто ведает духом, если не боги? Однако многие боялись обращаться в храмы Марай Исцеляющей, потому что знали: назад пути нет. Исцеленные не горели желанием рассказывать о пережитом. Пришедший в поисках лечения либо выходил здоровым, либо не выходил вообще: покалеченному духу нужно вернуться к богам, чтобы обрести покой и цельность, после родившись в новой плоти.
Центральный зал заливал зеленоватый свет узорных панелей, в воде лениво шевелили плавниками светящиеся голубые ванао, задевая пышными хвостами молящихся. Статую Марай облекала голограмма. Полные слез глаза обращались к каждому, кто встречался с ними взором, то ли жалея грешника, то ли умоляя не вставать на путь греха.
Верховный жрец Марай провел Даро сквозь несколько залов и остановился в одной из боковых комнат, предназначенных для уединенной молитвы. Он был стар, а звенья цепи на его шее достигали толщины пальца в местах, где их еще не разъела ржа. Сиуэ живут долго, но на самом деле не так уж много тех, кто оставил позади более пяти сотен оборотов. И еще меньше родившихся до скачка технического прогресса и Первой Космической Войны. Кто сполна вкусил последствий Великого Очищения, позже названного Великой Ошибкой. Даро не опустил глаз, хотя взгляд жреца, казалось, проник в него до костей, и это было куда ощутимее, чем иллюзия взора богини.
— Я слушаю тебя, ищущий помощи Марай Исцеляющей.
Даро глубоко вдохнул.
— Я не способен взять эту рождающую. Ее русло не наполнится от моей страсти. Я сражался и убивал ее родичей. Для меня она — одна из них, и никогда не будет иначе.
Жрец смотрел на него, не мигая. Казалось, он не удивился. Хотя что может удивить того, кто видел сотни тысяч проходящих мимо жизней?
— Знаешь ли ты, о чем просишь? Готов ли ты встать на путь исцеления и отдать дух в руки богини и ее слуг?
— Я должен исполнить свой долг, но не могу, — ответил Даро. — Этому противится мой дух и тело. Я готов ко всему.
— Да будет вода твоя чиста, а ветра послушны, Наследник. Ты вернешься сюда через двадцать печатей. Отныне ты не принадлежишь никому, кроме Марай Исцеляющей.
Нужно было закончить несколько мелких дел. Даро занимался именно этим, когда в его кабинет вбежала сестра. Гневно раздувая ноздри, остановилась у стола, вцепившись в край пальцами.
— Что ты делаешь, Даро? — срывающимся голосом спросила она. — Зачем?
Он продолжал наносить знаки на голограмму, едва взглянув в сторону Найи. Сестра шумно вздохнула, прижала ладонь к губам.
— Что произошло? Умоляю, скажи мне!
Даро слышал ее дрожащий голос и понимал, что Найя вот-вот заплачет. Это не трогало его, лишь доставляло неудобство.
— Может быть, я смогла бы помочь! Я кое-что нашла, и уже начала исследовать вопрос, зачем же ты…
Даро прикрыл глаза и вздохнул.
— «Может быть». «Бы». Я так устал от всего этого. У кого мне еще просить помощи как не у богов?
— У меня!
Найя бросилась к нему и обхватила руками. Даро грустно усмехнулся. Найя правда хотела бы помочь. Она любила его так сильно, как только могла.
— Ты моя маленькая светлая саэлин[1]… — он провел рукой по ее вздрагивающей спине. — Просто… пусть все кончится. Как угодно, но кончится.
Най оторвалась от него, поспешно промокнула лицо рукавом и взглянула в глаза.
— Скажи мне, что случилось. Не молчи…
У Даро внутри расстилался гладкий океан, волнение сестры пускало по нему едва заметную рябь. А ценой восстановления покоя была всего горстка слов.
***
Найя задыхалась от ярости. Галерея до женского крыла казалась бесконечной, как назло, там собрались полюбоваться закатом гости дворца, и с каждым необходимо обменяться вежливым жестом.
В комнате отдыха у покоев прабабушки было тихо. Длинные легкие занавеси трепал ветер, за ними виднелась стройная фигура, сидящая у резной каменной решетки окна.
Найя схватила занавеску, отбросила в сторону и подошла вплотную к паури. Та обернулась, степенно встала и поклонилась сестре Наследника. Найя поймала ее за подбородок и вздернула вверх.
— Как ты посмела?.. Тварь… — Найя едва удерживалась, чтобы не запустить ногти в гладкую кожу на лице Майко. — Как ты могла… так опозорить своего жениха?! Тех, кто дал тебе приют?!
— Я просила у Наследника смерти, госпожа, — тихо ответила паури. — Он не позволил мне…
— Зачем ты рассказала ему, глупая девка?!
От удивления глаза Туа стали огромными. Найя отпустила ее, брезгливо отерев пальцы о край юбки.
— Ты не способна понять, что наделала! Из-за тебя он теперь…
Горло у Найи перехватило спазмом, она отвернулась от Майко.
— Я не отрицаю своей вины. Я думала… что, может быть, вижу Риэ в последний раз. Жизнь хрупка, боги безжалостны,
