Кто- то видел, как Кондуктор подходит к своей жертве, и даже на большом расстоянии, а свидетельств людей, что находились на малом расстоянии, просто не было, так вот, даже на большом расстоянии человек начинал ощущать отчаяние и панический страх. Причем это был страх перед каким-то страшным и неотвратимым наказанием. Выжившие говорили, что в этот момент они много и обильно потели, мгновенно теряя несколько килограммов веса.
Я сразу вспомнил свои сны, ставшие для меня второй реальностью, и то, что одежда на мне после этих трипов была такая, что прямо выжимай.
Итак, тех, к кому подходил Кондуктор, после этого вовсе никто не видел, а исчезновение тел порождало совсем трагические слухи. Причем трагичность мешалась с глуповатыми народными верованиями. В частности, говорили, что Кондуктор это просто смерть, которую теперь обостренно воспринимают на поверхности, и что теперь персональный страшный суд происходит, так сказать, не отходя от кассы. Была идея о том, что Кондуктор это просто монстр с гипнотическими способностями, который сразу подавляет волю, но работает не персонально, а по площадям. Это тоже было по-своему логично, но не объясняло, как и зачем он выходит на охоту.
- Кондуктора даже Блокадники опасаются, заключил каперанг. А уж круче Блокадников у нас никого нет.
Я решил поддержать разговор о мутантах и вспомнил про ту стаю, которую мы встретили сразу по приземлении:
- Собаки у вас странные. Стайные…
- Погодите, товарищ, - каперанг оживился, как-то нехорошо он оживился и тут же кликнул другого офицера:
- Губайловский, они видели собак.
- Точно? Прямо здесь видели? Далеко от входа?
Я отвечал, что в двух шагах, но меня все равно попросили показать на карте. Я показал, и оба офицера нахмурились.
- Значит, они стали переходить через мост. Дайте, мы вам объясним. Видите ли, товарищ, это так называемые павловские собаки. Была легенда, мы полагаем, что это только легенда, которая рассказывает о том, что в Институте физиологии имени Павлова жили экспериментальные собаки…
- Музейные, вмешался тот, кого называли Губайловский.
Это был морской офицер, только в меньших чинах, с аккуратной бородкой.
- И вот после Катастрофы…
Я уже понял, что в этом городе называют Катастрофой то, что мы называли Катаклизмом, тоже, впрочем, никогда не употребляя слов 'война' или 'нападение'.
- И вот после Катастрофы эти собаки разбрелись по Петроградской стороне и живут теперь несколькими стаями. Сама по себе стая бродячих собак это уже неприятно, но обнаружилось, что у них общие условные рефлексы. То есть не общее сознание, а именно общее рефлекторное поведение. Когда вы контактировали со стаей, не было ли каких громких звуков, не стреляли ли вы?
Я ответил, что нет.
Это вас и спасло. Дело в том, что по разрозненной информации, которой мы располагаем, при резком звуке скрежете или автоматной очереди у этих собак просыпается аппетит. То есть они лезут напролом и бросаются на одну цель, что попала в поле зрения стаи. Их можно убивать, косить автоматными очередями все без толку. Этот рефлекс оказывается сильнее инстинкта самосохранения. Почему он коллективный, совершенно непонятно. Да и в том, что это собаки из Института физиологии, я тоже очень сомневаюсь. Но название павловских собак укрепилось за ними очень давно, и ничего тут не поделаешь. Но павловские собаки это ничто по сравнению с тем, что рассказывают про Черного Пса.
- Очередная легенда?
- Ничего себе легенда. То есть, конечно, легенда, но очень давняя. Поговаривают, что живет где-то Черный Пес Петербург. Пес Петербург очень странное существо: габариты его в разных описаниях колеблются от размера обыкновенной собаки до небольшой лошади. Я думаю, что давняя легенда наложилась на реального мутанта, может быть, даже и не пса вовсе. В общем, это не стайное, в отличие от павловских собак, животное, но очень умное.
- Ну так жрет, стало быть?
- Жрет.
- Значит, как у всех, никакой мистики.
- Мистики вообще в мире нет. Но Пес Петербург опасен даже на расстоянии, когда на кого-то падает его тень. Согласно легенде, когда тень этого пса, которого еще называли Всем-псам-пес, падала на дом, то и дом приходил в запустение и люди в нем чахли. Остряки говорят, что не тень падала, а это такой эвфемизм того, что Черный Пес Петербург метил дом, попросту задирал ногу, но острить по этому поводу у нас всех отучили. Что-то подобное происходит и сейчас: мы сначала думали, что это просто мощное излучение, разрушающее клетки, а потом решили не умножать смыслов. Вон на 'Автово' даже водяную лошадь видели, что это обсуждать, Все равно мы отсюда не видим, что там на самом деле.
- Водяную лошадь? Бегемота?! А что там на 'Автово'?
- На 'Автово' сумасшедший дом. Или был сумасшедший дом но с этой станцией вовсе ничего до конца не поймешь. Только перед 'Автово' еще и 'Кировский завод', а там есть 'Кировская бригада', с которой не шути. Они безо всяких псов порвут, как Тузик грелку.
Губайловский довольно толково рассказывал мне, как и что устроено в подземном Петербурге. А были в нем несколько подземных городов и десятки автономно живущих станций.
Гигантский город был под Смольным с ответвлениями в сторону Большого дома и огромных подземных убежищ. Был торговый город на Сенной-Садовой, довольно бестолковый, это в терминологии Губайловского звучало как непонятно кем и нечетко управляемый. Был полувоенный город на 'Площади Восстания' на базе бункеров и штаба МЧС и был технократический город на 'Техноложке'. Весь этот подземный мир был почти как московский. Так, да не так. Немного другие здесь были порядки, несколько другая интонация. Лексические различия: катастрофа и катаклизм, поребрик и бордюр, булка и батон все эти нюансы никуда не делись. Только понимать, что они существуют, было некому. Москвичей в этом городе давно не видали. Губайловский, впрочем, говорил, что экспедиции в Москву регулярно отправлялись, да ни одна не вернулась. Люди с 'Техноложки' построили передатчик с антенной на поверхности, но случился локальный конфликт, передатчик пожгли, и снова все остановилось. Логика жизни подталкивала два города к контакту, да только он отодвигался, будто злой рок довлел над расстоянием, что их разделяло.
Впрочем, была и смешная история на юге, кажется в 'Купчино', возникла утопическая коммуна, которая, используя старую технику, стала рыть тоннель в направлении Москвы. Это был проект почище сталинских планов переустройства географии, и чем он закончился, Губайловский не знал, связь с утопистами прервалась. Возможно, их постигла участь всех утопических коммун.
Появился Математик со своим оруженосцем и долго совещался с начальством. О чем-то они там договорились, но не ведомо, о чем. Потом Математика перепоручили уже известному мне Губайловскому. Начальник подсунул ему раскрытый гроссбух, в котором была воспроизведена записка. Я, пользуясь тем, что меня никто не отгонял, прочитал текст через плечо Рубайловского. Это был телефон какой-то Лены, адрес, несколько непонятных слов, видимо, относившихся к какому-то Ваське.
Кажется, Математик был похож на меня: он тоже искал кого-то, очень для себя важного. Может быть, это сестра? Или мать? А Васька брат?
Губайловский улыбнулся мне, видимо, я забылся и задал последний вопрос вслух.
- Добраться по тоннелям через центр у вас не получится. Максимум, куда вы дойдете, так это до 'Чернышевской'. В центре там у нас вооруженное противостояние. Стыдно сказать, почти война. Вам придется добраться до 'Горьковской', что там сейчас, я не знаю. Ее долго ремонтировали, и вряд ли там вам помогут, но попробуйте. Тогда доберетесь до 'Невского' и 'Гостинки', а оттуда дойдете куда-нибудь. Скорее всего, там и обнаружите концы вашей Мены. Копию карты мы вам сделаем. Губайловский поправил форменный галстук, задумался, а потом, видимо, сдержавшись, ничего не сказал. Но все же военврачи обещали нам помочь, судя по всему, у них был какой-то интерес, который сочетался с интересом Математика. Да впрочем, откуда мне знать? Мы с Владимиром Павловичем могли только гадать о механизме, в котором крутились эти шестеренки. Нас несло по земле, и пока мы были живы. А уж у меня-то была своя