Ник закусил кулак, сдерживая то ли крик, то ли смех, то ли рыдание. Женщина в лачуге, должно быть, та маленькая девочка, выросшая и занявшая место своей матери. Может быть, точно так же, как и та женщина когда-то заняла место собственной матери много лет назад. Культ всего одной семьи, отгоняющий тьму.
За лачугой что-то взревело в сарае. Ник вскочил, собираясь бежать обратно через лес к родительскому дому. Однако ноги понесли его в другую сторону. Или лес повернулся вокруг него. Запутавшись, он едва не врезался в сарай. Как-то вышло, что лачуга теперь оказалась за ним, а он попался между двумя этими строениями. Ник с усилием выравнивал дыхание, нарочно повернувшись спиной к сараю и делая дрожащий шаг вперед. Лачуга выросла перед ним. Ужас из дурных снов: все вокруг знакомое, а он не может отыскать дорогу домой. Потерянный в лесу, пойманный в рельеф. В горле застряло сдавленное рыдание. Он прислонился к сараю. А через мгновение глаза его уже шарили по щели между досками.
Когда зрение привыкло, распутав темень настолько, что стал виден человек, свисающий с множества цепей, закинутых на крюк, вделанный в потолок. Старый, хотя о возрасте его Ник в точности судить не мог. Что-то в нем казалось невыразимо древним. Или будто бы тело его было иллюзией и хранило внутри нечто куда более древнее. Руки человека были болезненно вытянуты над головой, шрамы покрывали изможденное тело между ржавеющим металлом. Человек забился, запрокидывая голову и воя.
Земля ответила, стон дрожью отозвался у Ника в ногах. Швы расходились. Ник чувствовал, как лопались нитки, земля раскрывалась с чавкающим звуком.
Человек на цепях замер. Ник крепче прижался к сараю. Человек мотал головой, один его глаз вращался в черепе, словно низкая, заболевшая луна, свет которой пригвождал Ника к месту. Мир сузился. Ветер перекатывался через него гладкой волной. Спиральная тропа вела его к голубому оку на дне каменоломни, песчинке во взоре чего-то огромного и непостижимого.
В глубине сарая со скрипом открылась дверь. Свет потоком хлынул внутрь сарая, когда туда вошла женщина со швами. Мачете выскочило у Ника из ладони, глухо стукнувшись об усыпанную листвой землю. Его опасение, что стук привлечет внимание, было напрасным: весь шум высосало из мира, кроме того, что имелся внутри самого сарая.
Шаркали шаги женщины, шедшей к человеку в цепях и достававшей нож из кармана юбки. Ник с ужасом смотрел, как приставила она нож к телу висевшего на цепях (к редкому пятну кожи между петлями ржавых цепей) и срезала его одной длинной полоской. Человек откинул голову, открыл рот, показывая кривые зубы, которые, казалось, кто-то нарочно искрошил. Крик его был совершенно нечеловеческим. В крике этом Нику слышалось то, что таила тьма: голод и желание прижаться к коже мира.
На минуту он и увидел это. Не человека, закованного в цепи в сарае, а всеохватную взбаламученную тьму, заключенную в человеческую плоть. Она билась, распирая землю и кости. Всеобъемлющая и невозможная, проникающая повсюду под землей, вокруг земли. Глухая темень меж звездами. Переплетение корней. Океан. Утроба, какую держат взаперти хиленькие ниточки. Человек, что отправился в лес пожирать тьму. Король в своем замке.
Человек в цепях вновь стал всего лишь человеком, когда женщина в швах, склонив голову набок, опустила полоску плоти себе в рот. Ника замутило, он ощутил, как срезанное скользит по его собственному горлу. Жуя и заглатывая, женщина достала иголку и катушку ниток из того же кармана, что и нож.
Ник чувствовал блистающий кончик иглы, кожа его морщилась вокруг волочащейся нити, когда женщина тащила ее сквозь свою руку. Человек на цепях повис неподвижно. Рев ненасытного голода утих. Басовитое ворчание доносилось из-под земли. Не насытившееся, а сдерживаемое, стянутое швом внутри женщины.
Ник, шатаясь, пошел назад, в последний раз пытаясь удрать. Споткнулся, упал, ударившись о землю всем телом, из которого словно бы выбило весь воздух. Дверь сарая открылась. Хрипя, Ник перевернулся на спину, уставившись в белое небо между деревьями: око, затянутое швом, закрылось. Но было слишком поздно: оно уже увидело его.
Женщина вошла в поле его зрения. Потянулась к нему. Ник попробовал откатиться, но она не хватала его. Она протягивала свою руку – и терпеливо ждала. Ошеломленный, Ник дал ей поднять его на ноги, чувствуя, как царапают его ладонь швы на ее ладони. Кровь капельками засохла на ее коже возле свежего стежка. Кровью же был выпачкан рот женщины, но внимание Ника привлекли как раз ее глаза. Печаль. Усталость такая, какой он прежде не видывал. Она склонилась к нему и произнесла голосом до того хриплым, как будто она отвыкла говорить:
– Король умирает.
Женщина сжала руку Ника, прося понять ее. И он понял, стремительный поток наконец-то накрыл его. Он знал – с тех самых пор, когда тьма дыхнула на него. Голод до того громадный, что требовалось мир создать, чтоб было чем поживиться. Этот голод требовал от горняков и рабочих каменоломни убивать и убивать, а тела запихивать в землю. Сглотнул Эрика из мира сего. Голод, знавший Ника до самых потрохов.
Голод до того громадный, что лишь очередная пожива хоть как-то сдерживала его. Голод звал старика в сарае в лес пройти протоптанным много лет назад путем. Король в своем замке. Отец, пожирающий тьму, и вначале мать, а потом ее ребенок подъедали за ним и стягивали стежками съеденное внутри свой кожи. Разводы на земле и разводы на теле сшивали голодный путь.
– Он умирает, – повторила женщина.
Глаза ее полнились слезами, готовыми пролиться не от жалости к старику, а от жалости к себе самой, занявшей место своей матери. А может быть, еще и к Нику. Потому как кто-то должен был сдерживать тьму.
– Тебе надо поесть, – произнесла женщина.
Ник покачал головой, пытаясь высвободить руку. Ему представилось, как окровавленная плоть проскакивала ей в рот. Женщина ухватила его руку покрепче, голос ее сделался настойчивым:
– Съешь тьму.
Глаза у Ника округлились. В помещавшемся в сарае он увидел то, что им и было: голод, облаченный в человеческую кожу. А теперь эта женщина просит его стать тем же самым?
– Я не могу. – Ник опять попытался вырваться.
– Пожалуйста. – От этого слова потрясенный Ник просто замер.
Как давно доводилось ей говорить с другим человеческим существом? Она вовсе не знала иной жизни, зато Ник знал, от чего придется отказаться, какую жертву просит она его принести, выбрать. Разве только то, что она просила. Пожалуйста – не требование, мольба. Женщина вдруг резко отпустила его руку, и Ник отшатнулся назад, задохнувшись. Тьма выбрала его, но и ему тоже нужно выбрать ее.
