— Для призрака я, по-моему, чуть-чуть толстоват, — с серьезным видом произнес Корнмэн, — поэтому вам не стоит и дальше пялить на меня глаза, как будто я привидение.
Ларри проглотил полный рот изысканной пищи, даже не прочувствовав вкуса ее, затем овладел собой и произнес:
— Мистер Корнмэн, для меня совершенно неясно, почему вы заключили меня сюда. Я даже не знаю, в здравом ли я уме. По-видимому, моя жалкая диссертация по гемофилии, стала объектом какого-то рода заговора. Будьте настолько любезны и расскажите мне, что все это значит.
— Не беспокойтесь, молодой человек, — ответил гений былых лет. — Ваш рассудок в полном порядке. Что же касается вашего предположения, что вы стали жертвой некоего заговора вследствие темы своей диссертации, то давайте лучше скажем, что именно ваша диссертация стала угрозой раскрытия заговора — заговора, который существует вот уже три тысячи лет.
— Вот теперь мне ясно, что я сошел с ума, — пробормотал Ларри, протягивая руку к стакану с водой. — Между прочим, а что случилось с моей диссертацией?
— В настоящее время она у меня в кабинете, — ответил толстяк. — Я только что закончил чтение ее. По-моему, это наиболее значительная теоретическая научная работа после моей собственной докторской диссертации. Я искренне поздравляю вас. Но она может подождать, пока мы не разделаемся с завтраком.
С этими словами он пододвинул к себе блюдо с четырьмя яйцами всмятку, тарелку с жареным картофелем и еще добрый десяток почек. Пока Ларри пытался справиться с охватившим его изумлением при виде такого аппетита, толстяк полностью расправился со всей этой снедью.
Глава 4
Даже наблюдать за тем, как поглощает пищу Корнмэн, было ужасно невыносимо. Не спеша он разделался со второй тарелкой, после чего чуть повернул вращающуюся башню в центре стола и наложил в третью тарелку новую целую гору всяческой снеди, среди которой центральное место занимали нарезанный ломтиками фазан и канадский бекон. Еще он наложил четыре полные столовые ложки пропитанных маслом грибов, добавил к ним три хорошо прожаренных тоста, сделав паузу в процессе поглощения пищи только для того, чтобы отпить из огромного фужера, стоявшего рядом с его правым локтем.
— Не угодно ли шампанского? — спросил он у Ларри.
Ларри, привыкший обычно довольствоваться яичницей с жареной колбасой, только сглотнул слюну и покачал отрицательно головой. Он никак не мог уразуметь, почему любой человек вообще, а тем более с такою прекрасной репутацией, как у нынешнего его хозяина, мог преднамеренно предаваться столь потрясающему обжорству. Не будь он сам без какой-либо пищи более двадцати четырех часов, он вообще вряд ли к чему-либо притронулся. Теперь же он все-таки ухитрился слегка отведать почек и один-два кусочка канадского бекона. Кофе, который он сам себе налил, оказался просто отменным.
Разделавшись в конце концов с завтраком, толстяк с торжественной изысканностью обмакнул пальцы в вазе с водою для рук, вытер губы салфеткой и отодвинул свое кресло от все еще ломящегося от еды стола.
— Вот теперь, молодой человек, если вы последуете за мной… я не сомневаюсь в том, что нам есть о чем переговорить между собою.
— Я тоже в этом нисколько не сомневаюсь, — произнес Ларри, с огромным трудом вставая из-за стола, будучи совершенно ошеломлен столь фантастически быстрым развитием событий, участником которых ему довелось стать.
Вслед за своим хозяином он вышел из столовой и, пройдя по коридору, оказался в кабинете, одна стенка которого была полукруглой и вся усеяна книжными полками от пола до потолка. Толстяк, который каким-то совершенно чудесным образом настолько сохранял контроль над координацией своих движений, что совсем не переваливался с ноги на ногу при ходьбе, грузно опустился в огромных размеров кресло за изысканным, поистине императорским письменным столом и жестом руки указал Ларри место напротив себя. Сложив перед собой пухлые пальцы, он стал пристально изучать своего молодого гостя с чисто буддистской отрешенностью, наклонив голову слегка набок.
— Одну минутку, — произнес он, чуть приподняв ладонь, когда Ларри попытался было открыть рот, чтобы что-то сказать. — Сначала вот это. — С этими словами он извлек из-под кожи с золотым тиснением, прикрывавшей всю верхнюю поверхность стола, нож для разрезки бумаг, и запустил его кончик в невысокую вазу для цветов, что стояла у самого его локтя. Выудив оттуда какое-то весьма странное устройство, он тупой стороной ножа, как отверткой, освободил какой-то винт в этом устройстве, после чего вернул устройство в вазу для цветов, а нож — под столешницу.
— Долорес, — произнес он, вроде как бы объясняя свои действия. — Она любит подслушивать мои конфиденциальные беседы. На сей раз лучше, чтобы она не могла этого делать. Предмет, который я только что испортил, потайной микрофон для подслушивания.
Ларри нахмурился в недоумении.
— Но если она вроде бы за вами шпионит, — предположил он, — то почему бы вам не избавиться от нее?
— Слишком уж она хороша! — последовал незамедлительный ответ, сопровождаемый раскатистым смехом. — Кроме того, если я от нее избавлюсь, они просто поставят на ее место какую-нибудь другую женщину — и эта другая может оказаться не столь очаровательной. Логично, не так ли?
Ларри так и подмывало сказать — для лунатика, естественно. Но он подавил в себе желание высказать свое мнение на сей счет.
Мэйн Корнмэн расхохотался снова, затем произнес:
— Мне сейчас пришло в голову, о чем вы только что подумали, молодой человек. Нет, я не сумасшедший. Однако мы зря теряем время. Я могу для вас чем-нибудь быть полезен?
— Еще бы, — незамедлительно ответил Ларри. — Во-первых, я хочу, чтобы мне вернули мою одежду. Во-вторых, мне хочется знать, что все-таки здесь происходит. В-третьих, я бы хотел получить назад свою диссертацию.
— Прежде всего давайте займемся диссертацией, если вы не возражаете, — произнес толстяк и так развернул свое вращающееся кресло, что оказался лицом к стене, обернувшись к Ларри спиной. Какое-то, и как показалось Ларри, весьма продолжительное время он сидел совершенно неподвижно, затем панель неожиданно соскользнула в сторону, обнажив смонтированную за нею в стене стальную дверцу сейфа. Через еще несколько секунд кажущейся полной неподвижности Корнмэна, дверца открылась, и Корнмэн, громко крякнув, приподнялся и потянулся к сейфу, чтобы извлечь из него пропавшую диссертацию.
— Будьте любезны, скажите мне, как это вам удалось, мистер Корнмэн? — спросил Ларри, на какое-то время начисто позабыв о других, более важных для него в данных обстоятельствах, тревогах.
— Ради бога, — ответил ученый, кладя диссертацию на стол. — Я испытываю немалую гордость за это небольшое приспособление. Замок открывается так назваемым ментальным ключом. При определенных мысленных импульсах самовнушения мозг мой реагирует возбуждением определенных мысленных волн. Замок этого сейфа настроен так, чтобы откликаться на два таких моих мысленных импульса, когда я нахожусь от сейфа
