— Ты надеялась на то, что вдруг он окажется страдающим гемофилией, — сказал Дэн. — Даже не пытайся отрицать это. Ты загипнотизировала его и провела вот этим лезвием ему по животу. Ты хотела, чтобы он досмерти истек кровью, гнусная ты маленькая тварь!
— Не смей меня так называть! — огрызнулась Долорес. — Сам-то ты ведь всего лишь мешок с мускулами для патологически ожиревшего зверя.
Удар рукой по ее лицу прозвучал как выстрел зенитного орудия в замкнутом пространстве комнаты. Ларри, которому наконец-то удалось натянуть на себя халат, издал громкий протестующий вопль, но ни Дэн, ни Долорес не обратили на него ни малейшего внимания.
Долорес даже не вскрикнула, когда Дэн Брайт ударил ее. Вместо этого она нанесла ему удар по голени заостренным носком своей туфли и, по всей вероятности, удар достиг своей цели, так как Дэн громко крякнул прежде, чем снова на нее замахнуться. На сей раз удар отбросил ее вдоль стенки к двери в коридор. Однако еще до того, как она достигла двери, он еще нанес ей удар ногой сзади, который сбил ее с ног и буквально взметнул в воздух.
Смуглянка, ловя широко открытым ртом воздух, не рухнула на пол только благодаря тому, что успела проворно схватиться за дверную ручку. Затем обернулась и произнесла тихо:
— Дэн Брайт, знай, что я этого так не оставлю. Знай, что я обязательно тебя убью при первой же предоставившейся мне возможности.
— Тебе никогда этого не сделать, ленивая задница, и ты это прекрасно знаешь, — далеко не столь же тихо отпарировал Дэн. — Ну-ка, проваливай отсюда и даже носа здесь не показывай!
От тщательно закрыл за нею дверь, подошел к Ларри, который был близок к состоянию полной прострации, и произнес:
— Успокойся, парень, у нее не было времени нанести тебе какое-нибудь серьезное повреждение. Мне следовало предостеречь тебя от этой черноглазой гадюки, но у меня не было такой возможности. Поднимайся и набрось на себя что-нибудь из одежды, — он кивнул в сторону чемодана, стоявшего у двери, который он, очевидно, принес с собою. — Нам нужно еще кое-куда пройти и кое-что сделать.
Ларри тряхнул головой. Он только теперь сообразил, что, наверное, был загипнотизирован Долорес и теперь испытывал жгучее чувство стыда.
— Извините, Дэн. Она заставила меня смотреть на браслет, и я не устоял, как я полагаю. Спасибо за то, что вы пришли сюда и успели не дать случиться самому худшему. Никогда раньше не доводилось встречаться с такой женщиной, как эта.
— И больше никогда и не встретитесь, — добродушно произнес Дэн. — И даже не думайте о ней беспокоиться — она того совсем не стоит.
Глава 7
Тремя днями позже Ларри внимательно прослушивал магнитофонную запись и, как только его собственный голос замолк, сразу же выключил аппарат. Поднял глаза на человека с волосами цвета шерсти ирландского сеттера и кирпично-красным лицом и произнес:
— Вот так, Дэн, мне кажется, это пойдет. После того, как мистер Корнмэн даст свое «добро», можете отдать это перепечатать, и с Богом в путь.
— По мне, так это просто прекрасно, — ответил верный слуга толстяка. — Пока что босс считает, что вы на верном пути.
Он раздавил сигарету в пепельнице, стоявшей на книжной полке, о которую он облокачивался локтем, затем наклонился, чтобы вынуть пленку из магнитофона. Кассету положил в плоскую цилиндрическую коробку, сунул ее к себе в карман и повернулся к выходу.
— Эй! — окликнул его Ларри. — Вы, что, аппарат не забираете?
— Пока еще нет, — ответил Дэн Брайт из дверей. — Я оставляю его здесь на тот случай, если вам захочется внести исправления или еще для чего-нибудь в таком же духе. Не таскать же его мне с собою по городу. А вот записи эти лучше куда-нибудь спрячьте. Долорес так и рыщет с голодным видом.
— Ладно, — произнес Ларри. Он даже не поднялся, когда Дэн Брайт выходил из комнаты — так сильно он устал. Таким усталым он еще никогда не был за всю свою жизнь, даже во время непрекращающихся атак на удерживавшийся японцами остров во время войны. За семьдесят два часа он позволил себе поспать самое большее часов пять-шесть.
Однако работа была завершена — он надеялся на это — и теперь он был решительно настроен на то, чтобы полностью расслабиться. Он позволил себе задержать ход своих мыслеей на том, что произошло после памятной беседы с Мэйном Корнмэном, что состоялась после завтрака. Он все еще никак не мог определиться, в самом ли деле толстяк сошел с ума или нет. Как не позволил себе надолго задуматься над тем очень странным происшествием, главной участницей которого была Долорес.
Воспользовавшись магнитофоном вместо пишущей машинки, он увеличил первоначальный объем своей диссертации, ограниченный пятьюдесятью тысячами слов, до семидесяти пяти тысяч — включив в нее десятки случаев из картотеки толстяка, куда он заносил результаты собственных своих исслледований. Теперь диссертация звучала куда более убедительнее, ее содержание безошибочно указывало на существование заговора.
В ней были приведены — притом не только эмпирические — определенные факты в отношении того, что женщины, в венах и артериях которых текли зерна гемофилии и других наследственных заболеваний, характерных только для мужчин, были, в этом не было ни малейших сомнений, куда более плодовитыми и более жизнестойкими, чем остальные представительницы данной половины человечества. Был также установлен факт соответствующего ослабления их мужского потомства. Достаточно странным же было то, что ни ему, ни Корнмэну так и не удалось проследить хотя бы каких-нибудь признаков отклонений от нормы у дочерей, которые у них рождались.
Представленная под эгидой самого Мэйна Корнмэна, опираясь на его огромный, хотя и несколько потускневший престиж, диссертация эта должна была завоевать для Ларри не только столь желанную для него степень доктора наук, она должна была обеспечить ему репутацию новой восходящей звезды в биологических кругах. Попав в хорошие руки, она должна была сделать имя Лоуренса Финлэя таким, с которым еще долго будут считаться.
А пока что это имя нуждалось в очистке от напрасно возведенных на него обвинений. Хотя больше оно уже не фигурировало в аршинных размеров заголовках, имя предполагаемого убийцы Эрлин Крэйди все еще продолжало мелькать на страницах нью-йоркских газет в качестве объекта розыска.
Ларри больше уже не прибегал к первоначальной своей фамилии. Среди прочего, что было сделано Мэйном Корнмэном и Дэном Брайтом, пока он лежал, одурманенный опиумом, во дворце на 75-й улице, была также сфабрикована совершенно новая личность для спасшегося бегством биолога. Он закурил сигарету и откинулся в своем кресле, размышляя над тем, кем он стал теперь.
Теперь он был Рэймондом Демингом, состоятельным молодым человеком, который снял на неопределенный срок квартиру в Нью-Йорке. Вскоре после инцидента с Долорес Дэн Брайт
