Костюма своего — своего старого и несколько обносившегося верного друга — в котором он ехал в электричке из Бостона, он больше уже никогда так и не увидел. Очевидно, Дэн или кто-то еще снял с него мерку, пока он был без сознания, и пошил новую безукоризненную одежду у одного из самых первоклассных портных.
Укоротив волосы Ларри, Дэн разложил перед ним одежду, покрой и материал которой были неизмеримо лучше, чем не только у одежды, которая у него когда-либо была, но и той, о которой он только мог когда-то мечтать. Подобно большинству молодых людей, имевших цель жизни, но не располагавших приличными средствами, Ларри никогда даже не задумывался над тем, каких высот может достигать портновское искусство.
Нежная льняная рубаха, щеголеватый галстук, английские туфли ручной работы, носки из тончайшей бархатистой шерсти, без единой морщинки тщательно выделанный шерстяной костюм, запонки и заколка галстука из золота в виде крохотных антикварных пистолетов, невероятно легкое пальто из шерсти ламы — все это вместе взятое создавало у него ощущение, будто он продолжает лежать между атласными простынями, хотя он и был теперь полностью одет.
Был еще целый чемодан различной одежды, оставленной в его распоряжение в квартире, где он стал Рэймондом Демингом. Он с удовольствием перебирал чесучу новеньких безрукавок, наслаждался прохладой широких спортивных брюк из отличной фланели, когда укладывался на спину, чтобы покурить или просто отдохнуть.
Вот уж воистину, отметил он про себя, такие дураки-трудяги вроде него мало что смыслят в земных благах, которые могут сопровождать богатство. В отороченном золотом бумажнике из крокодиловой кожи, который лежал на комоде в его спальне, было около трехсот долларов наличными. А чуть пониже, в одном из двух самых верхних ящичков — лицевой счет на сумму более, чем семь тысяч.
Он попытался было протестовать, ибо не в его натуре было злоупотреблять благотворительностью, однако Дэн, выполнявший методично и умело миссию пастыря, вводящего его в мир такого нового, непривычного для него существования, только прорычал в ответ:
— Послушайте, мистер Деминг, все, что только вы получили от босса, вы отработаете. В каком-то смысле многое из этого вы уже честно заработали. Ведь именно вас он велел мне похитить.
— Чтобы таким образом спасти меня от ответственности за совершение убийства, — ответил Ларри. Однако решил больше уже даже и не заикаться об этом — все равно ему не оставалось делать ничего иного.
Да и квартира сама по себе поражала своей изысканной роскошью — трехкомнатный дворец в миниатюре в одном из нелепо дорогих новых многоквартирных домов, возведенных по соседству с Ист-Ривер. Он поднялся с кресла и занялся тем, что стал складывать записки, которые передавал ему Мэйн Корнмэн, в стальной сейф, встроенный в одну из стенок спальни как раз за картиной. Было совершенно бессмысленно, отметил он про себя, оставлять их просто так здесь валяться. Не то, чтобы его кто-нибудь беспокоил, но все же…
Он стал неожиданно страшно одинок. С нескрываемым вожделением поглядел он на телефон на туалетном столике рядом с кроватью. Все, что ему нужно было сделать, — это поднять трубку, позвонить на междугородную станцию и поговорить с Идой или Недом в течение каких-нибудь нескольких минут. Ему снова захотелось узнать, что они о нем думают, особенно Ида, когда за ним гонится полиция, а он так и не связался с ними. Однако тут же нахмурился, вспомнив о той роли, которую мог сыграть Нед во всем, что с ним случилось.
Однако, независимо от тех подозрений, что он испытывал, он многое отдал бы за то, чтобы перекинуться парой-другой фраз, состоящих из столь для них привычных глупых шуток, с любым из них. Однако разговоры по телефону, если только речь не шла о заказе еды из ресторана внизу, были ему категорически запрещены. Это было одним из условий, на которых он мог здесь жить. Он вряд ли мог не считаться с Мэйном Корнмэном после всего того, что толстяк для него сделал и продолжал делать сейчас.
Дэн совершенно прав, решил он. Он определенно заработал оказываемую ему благосклонность — да еще с процентами. Беглец, неспособный появиться на свет божий и оправдаться от выдвинутых против него абсурдных обвинений, ведущий фальшивую жизнь, оторванный даже от тех немногочисленных друзей, что у него были. Однако все это перевешивали почти семьдесят два часа непрерывной напряженнейшей работы, придавшей новое, куда более осмысленное звучание его значительно увеличившейся в объеме диссертации.
Оставив записки в безопасности за секретным замком, открывавшимся только после набора определенной комбинации цифр, он задумался над тем, а не налить себе чего-нибудь покрепче. Бар, в котором было множество самых различных сортов виски, водки, коньяка и всякого иного пойла, был неотъемлемой частью его нового окружения. Но он никогда еще не получал удовольствия от того, что пил в одиночку, и это такое естественное желание только усугубило чувство одиночества, которое он сейчас испытывал.
Он вышел на балкон, который одновременно еще и служил внешним переходом из спальни в гостиную. На соседнем балконе на полосатом пляжном шезлонге возлегала его соседка, рядом с нею на столике высокий фужер с виски с содовой. Она подняла голову и, заметив его, одарила полусонной улыбкой и произнесла:
— Эй, Деминг, как там настроение сегодняшним вечером у отшельника, обитающего в нашем доме?
— Отшельника из этого дома, — сказал Ларри, — мучает жажда. И еще у него настроение покинуть свою пещеру. Вы не станете возражать, если я пропущу рюмку за ваше здоровье?
Она отрицательно покачала головой, при этом ее длинные светло-каштановые волосы полностью обрамляли ее лицо, как юбка вертящейся балерины. А лицо у нее было весьма примечательное — это было правильной формы точеное лицо, столь любимое фотографии журналов мод, которое отличалось сейчас от своих дубликатов на страницах журналов тем, что было согрето теплом, лучившимся из контрастировавших с цветом ее волос темных глаз, и такой человечной улыбкой обычно сомкнутых полных губ вокруг правильной формы рта.
— А почему бы вам не перебраться ко мне и составить мне компанию? — спросила она.
— Я подумаю, — произнес Ларри, улыбнулся и, скользнув взглядом по фигуре девушки, не преминул удостовериться в безукоризненности ее, которая скорее подчеркивалась, чем скрывалась синей юбкой-штанами, доходящей до колен, и белой короткой блузкой, что были на ней сейчас.
Ее звали Тони Лоринг, они познакомились в первое же утро проживания его в этой новой квартире двумя днями ранее, когда он вышел на балкон глотнуть свежего воздуха после бессонной ночи, проведенной в борьбе с магнитофоном. Она в это время загорала и, издав при виде его пронзительный вскрик, упорхнула под прикрытие огромного, как палатка, пляжного пончо светло-коричневого цвета, украшенного множеством изображений гигантских морских коньков.
Глядя на него
