Вблизи чертово колесо казалось еще более колоссальным, чем издали. Издали оно хотя бы занимало полнеба, а не мир целиком; Лойд залезала в кабинку с изрядной долей опасения, зато Талер шлепнулся на сиденье с таким видом, будто катался едва ли не каждый день. Шлюз тихо зашелестел, крепления сошлись, на табличке у кодовой панели загорелась надпись: «ПРИСТЕГНИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, РЕМНИ», — и аттракцион, содрогнувшись всем своим огромным телом, тронулся. Окружающее Лойд пространство пошло битыми пикселями, замерцало, как мерцают порой далекие звезды, и стало прозрачным — так, что любую другую девушку охватил бы страх, а напарница Талера лишь передернула плечами и осмотрелась, оценивая EL-960 практически заново.
Чем выше поднималась кабинка, тем больше деталей проступало под забавными кедами Талера и кроссовками Лойд; пятна скверов, где бесконечно цвели деревья, сменялись ровными сетками улиц и полосами трасс, пламенели окна высоток, мчались внутриатмосферные скоростные машины, голубые вспышки двигателей рассекали воздух, а над всей этой картиной маячил красный солнечный диск. Чертово колесо прошло четверть круга; капитан Хвет откинулся на спинку сиденья. Разумеется, он и не подумал пристегнуться — ремни валялись около его бедер, чем-то похожие на мертвых змей, а кабинка ползла и ползла вверх.
Вот улицы, скверы, трассы и высотки сливаются в сплошное белое месиво — не разглядеть, где заканчиваются одни и начинаются вторые. Потом кабинка нырнула в облака, словно рыба — в море, и утонула. Белый туман вился вокруг нее, как щупальца осьминога, безуспешно тыкался в дорогое покрытие, надеялся добраться до полицейских — но ход ему был заказан. А потом…
Лойд охнула и застыла, боясь что-нибудь нарушить неосторожным движением. Синева, синева, а за ней — мрак, такой кромешный, что не ясно, как это в нем еще работают механизмы. Не было видно звезд, и солнца, и лун, и прочих спутников EL-960 — кабинку поглотила ночь, приняла в свое извечное царство, понесла, как тысячи лет назад волны несли над пучиной хрупкие деревянные корабли. Но матросы на кораблях различали, куда плывут, а напарница капитана Хвета парила в густой непроницаемой темноте, и если бы не блеклый укоризненный огонек «ПРИСТЕГНИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, РЕМНИ» — она бы потеряла всякое представление о том, где находится.
Ночь владела кабинкой, наверное, с полчаса, пока вновь не уступила синеве, а синева не обросла облаками, а под ними не проступили серые с белым города. И лишь у самой поверхности, там, где, по идее, при наличии всего одного билета следовало выйти, Лойд рискнула подать голос:
— И… давно ты… прокатился тут в первый раз?
— Давно, — согласился Талер. — Через год после автокатастрофы.
Он убедился, что кабинка ушла на достаточное расстояние от неприлично (или профессионально) зорких глаз контролера, уверенно расстегнул первые две пуговицы рубашки и вытащил на свет зеленую винную бутылку. Рассмеялся, обнаружив, как сильно переменилась в лице Лойд, и принялся невозмутимо выкручивать пробку из горлышка.
Девушка ущипнула себя за бок — не чудится, не снится? Капитан Хвет, легендарный капитан Хвет, человек, чья судьба накрепко связана с тысячами иных судеб — тех, кого он спас так же, как саму Лойд, тех, кого он спас ненароком, даже не уточнив, что где-то совсем недалеко от зоны будущего сражения располагается жилой поселок, — собирается, да что там, твердо намеревается пить… употреблять… алкогольный напиток в кабинке аттракциона, где подобные вольности строго запрещены?!
— Спокойно, — Талер отвлекся от своего занятия и поднял обе ладони, показывая, что ситуация под контролем и волноваться не о чем. — Без нервов.
— Я спокойна, — почему-то шепотом ответила его напарница.
— Ты побледнела.
Девушка досадливо поджала губы. Хозяин корабля «Asphodelus» изучил ее слишком хорошо, изучил невероятно подробно. Он читал ее, как распахнутую книгу, листал белые гладкие страницы с такой поразительной легкостью, что она не успевала ощутить его к ним прикосновение.
— Пишут — каберне, — сообщил мужчина, разглядывая этикетку. — Ты когда-нибудь пила каберне, а, Лойд?
— Нет. — Его напарница покачала головой. — Я пила только ананасовый шейк. Там, на DMS-441… если ты помнишь.
Он серьезно кивнул:
— Помню.
Помолчали. Там, на DMS-441, был пляж, были горы, был океан, были Джек, Адлет и Эдэйн, причем пилот обгорел под солнцем и валялся в тени пальмы красный, как рак, и весь обмазанный защитным кремом — жаль, что не вовремя. И тем не менее, со своим-то неуемным характером, он все равно периодически выползал из укрытия и, полотенцем закрываясь от жалящих лучей, бежал к холодной бирюзовой воде, по пути заковыристо матерясь и проклиная капитана Хвета за то, что спецзадание, полученное из Центра, превратилось в такой сумасшедший фарс…
А Талер к воде не подходил. Симпатичная дама из персонала гостиницы, где команда «Asphodelus-a» сняла комнаты, любезно предоставила ему древнее кривое бунгало, и он, изнывая от жары, сутками напролет просиживал там с биноклем, не сводя настороженных голубых глаз с неизменно синего, радостного, необъятного неба — пока оно не покрылось грязными багровыми пятнами и не рухнуло на пляж, океан и саму планету десятками тысяч ядовитых капель.
Лойд содрогнулась. Капитан Хвет избавился от пробки, с интересом заглянул в узкое бутылочное горлышко и зачем-то его понюхал.
— Виноградом пахнет, — спустя мгновение сообщил он. — Будешь?
Девушка замялась.
— Ну… я… послушай, а стаканчика у тебя нет?
— Стаканчика? — удивился Талер. — Нет… Я и бутылку-то под рубашкой еле спрятал, а ты говоришь — стаканчики…
Он вздохнул, понюхал горлышко еще раз и, не обращая внимания на замешательство Лойд, со вкусом отхлебнул. Чертово колесо миновало границу облаков, и кабинку сожрала темнота — остался лишь неясный силуэт капитана Хвета и блестящее бутылочное донышко. А еще — звуки; Талер не смеялся, он не такой человек, чтобы смеяться над чужими страхами и причинами, но уши его напарницы азартно доносили мозгу, что прямо впереди, во мраке, на лице мужчины расцветает улыбка.
Она протянула руку — наугад, сперва ощутив под кончиками пальцев его плечо, а потом уже нащупав проклятое каберне. Капитан Хвет не сопротивлялся, и бутылка перекочевала к Лойд так же быстро, как если бы он лично ее вручил.
Ананасовый коктейль запомнился девушке не столько вкусом, сколько замутненным разумом — после него она очень туго соображала, и ее несло на всякие глупости с такой сокрушительной силой, что Джек с воплями выскочил из тени пальмы и метнулся к полосе прибоя безо всякого полотенца, намереваясь уплыть от вопросов напарницы капитана. Эдэйн, тот попросту отвернулся и притворился, что в упор ее не замечает; он вообще был весьма талантлив, если ситуация велела штурману притворяться. И только Адлет — не менее пьяный, но
