Он как-то беспомощно покосился на Талера. Тот молчал, задумчиво хмурясь, но при этом не выражал и десятой доли того скептицизма, с каким нотацию молодого доктора выслушивали прочие клиенты. Люди привыкли, что новейшие разработки ни черта не приносят в их скудную и скучную жизнь; люди, обитавшие на пике прогресса, предпочитали покупать проверенные, хоть и муторные в использовании, вещи, а на «безумных» настойчивых ученых смотрели, как на…
— Я согласен, — кивнул капитан Хвет.
И протянул доктору банковскую карту.
Кажется, после этого разговора он сел на уютный диван у того поворота коридора, где у него отобрали Лойд, и обхватил руками свои колени. В больнице было холодно и бело, как зимой — в парках EL-960; он мучительно боялся, что девушке не понравится крохотная планета, затерянная среди миллионов точно таких же, но — будто бы его собственная. Там сиротливо болтаются фотографии на стене, там в холодильнике годами стоят неубиваемые консервы, чтобы не ползти в магазин, если неожиданно придется вернуться. Давным-давно, в какой-то прошлой, беззаботной и легкой, жизни там читал статьи о технологиях XXI века человек по имени Адриан, и он смеялся над самыми дурацкими шутками юного капитана Хвета, и пил каберне, и таскался по городу в наушниках. Интересно, куда его занесло теперь, и кем он работает, и женился ли он, как собирался, на милой девочке Ларе, а если женился, то любят ли они друг друга — или всего лишь терпят…
Он сообразил, что уснет, если не поднимется. Фиксаторы сломанных костей выматывают похлеще, чем пешая прогулка по тропическому лесу и короткий бой с хакнутыми роботами, но Талер так беспокоился о своей напарнице, что о своих ранах забыл, да и напоминание в виде острой боли не оказало на мужчину эффекта.
Он плюнул на все, что его окружало, и на секунду зажмурился.
Он думал, что на секунду, он не испытывал никаких сомнений…
Ему снился гордый, одетый в старомодную форму с погонами человек — пепельные волосы, карие с прозеленью глаза. Ему снилось, как этот человек фехтует, а его соперник неловко повторяет указанные позиции, то и дело спотыкаясь на ровном деревянном полу. Соперник чуть выше господина военного, чуть шире в плечах, и движения у него какие-то скованные, и в конце поединка он устало уточняет:
— Какого черта мы тут прыгаем, а, Шель? Я и без фехтования обойдусь, оно создано для красивых дуэлей и турниров, но никак не для Сопротивления…
— Такого, что ты — малертийский лорд, — слегка раздраженно отзывается господин военный. — А малертийские лорды обязаны, повторяю, обязаны быть превосходными людьми во всем. Погоди, я тебя еще поля вспахивать научу. И траву косить, чтобы ты мог показывать своим подчиненным, как ее косят правильно…
Его собеседник сел на край табуретки, намеренно качнулся вперед-назад:
— А кто говорил, что я — нищий?
Картинка изменилась; деревянный пол оброс каменной брусчаткой, бортиками фонтана, побитой серой скульптурой на постаменте — пожилая дама стоит, закрывшись рукавами бального платья, и различимы разве что ее опущенные веки и длинные ресницы. Господин военный любуется изящным силуэтом, а его собеседник болтает босыми ногами в грязной зеленоватой воде. Рядом — ни единой живой души; это заброшенная часть города, сюда никто не заходит, сюда никто не отпускает своих детей. Разумеется, дети любопытны, но даже их тяга ко всему запретному не настолько слепа, чтобы шататься вблизи Проклятого Храма — изящного, пускай и брошенного людьми, строения. Оно облицовано черным, как ночные небеса, мрамором с белыми прожилками; оно обветрено, покрыто сетью трещин и местами сломано, однако внутри, за украшенной цветами аркой, звучат голоса.
— Ты не боишься убивать людей?
Собеседник господина военного кривится, вспоминает оранжевый огонек в темноте крыши, и как отчаянно ржали уцелевшие лошади, и как трещал, рассыпаясь на куски, крытый экипаж. А еще — как больно падать правой половиной лица вниз, и как страшно не иметь понятия о том, кто ты, в сущности, такой и какого Дьявола тебе улыбается немой оборванец, а ты валяешься на вонючей постели в его маленькой вонючей комнатке…
— Этим людям не было страшно убивать меня, — произнес он, помедлив. — А значит, и я не должен испытывать перед ними страха.
…Талер скатился с уютного диванчика, словно от удара током.
Рвотный позыв скрутил его тело, но рвать было уже нечем, и он сжался на холодном полу частной больницы, и рядом кто-то настойчиво требовал принести успокоительное, и этот кто-то был ему немного знаком. А-а-а, молодой осторожный доктор; «не всякому полицейскому дано раздобыть такое количество денег»…
Первая мысль была — мягко. До чего же мягко, Дьявол забери; кто вообще спит в подобных кроватях? Вторая мысль была о Лойд, и Талер вырвал себя из-под одеяла раньше, чем успел выяснить, где лежит и зачем его так заботливо укрыли.
— Тише, тише, — чьи-то слабые, но упрямые пальцы едва его оттолкнули, но он тяжело рухнул на подушку и додумался разлепить глаза. Все вокруг мутилось и перетекало одно в другое; тут бы спросить, что за дьявольщина происходит, но горло не способно выдавить из себя ни звука. — Без нервов, господин Хвет. Я буду вам очень благодарен, если вы полежите еще полтора часика, потому что капельницу жалко.
Талер удивленно моргнул. Бесформенное пятно напротив поколебалось — и все-таки слилось в единого молодого доктора, чья сочувственная улыбка была, пожалуй, слишком уж откровенной.
— Л… Лойд? — с усилием прохрипел мужчина.
Доктор улыбнулся чуть шире:
— В порядке. Пока еще под наркозом, но не далее, как завтра мы сможем начать реабилитацию. Протезы прислали накануне, ваш механик лично принял
