В коридоре проклятого Храма горели факелы.
А справа от Лойд горела свеча, и этот огонек подсказал ей, что ситуация в комнате изменилась.
Ее разбудил звук. Неприятный, протяжный звук — будто скребутся мыши под полом, надеясь, что крепкие зубы и крохотные коготки помогут им вылезти на свободу. Но издавали его не мыши, отнюдь не мыши — нет…
Это тянулась нитка, продетая в ушко иглы, тянулась, оплетая кожу, оплетая края шрама — насквозь промокшая, красная, вдвое сложенная. Чтобы зашить надежно. Чтобы точно зашить…
Талер явно работал по живому, и боль, как ледяная глыба, засела в его голубых глазах. Но лицо не выражало ничего, ровным счетом — ничего, словно его, как и бюст богини Элайны, однажды вырезали из куска гранита.
А шрам — длинная багровая линия от виска — переполз на худую шею, и кровь стекала вниз по какой-то серой от слабости коже, и ладонь, планомерно вонзавшая иглу в тело, ощутимо дрожала.
========== 9. Бескрылый от рождения ==========
Сколот маялся перед высокой деревянной дверью, как ребенок, не уверенный, что его появление к месту — и что родители не рассердятся еще больше, выслушав его глупые извинения. Но уйти, развернуться и уйти казалось вариантом куда страшнее, и он стоял, хотя стражники недоуменно косились на невысокий силуэт справа от факела, не решаясь, впрочем, уточнить, все ли у него в порядке.
Юноша поднял руку и постучал.
— Господин Эс… можно вас на минуточку?.. пожалуйста, мне надо сказать вам кое-что очень личное… очень важное, господин Эс…
Тишина. Стражники смутились и поскорее вышли на лестницу; Сколот испытал некую смутную благодарность, но она тут же улетучилась.
Потому что в комнате, отведенной высокому зеленоглазому человеку, не раздалось ни звука.
И вместе с тем юношу не оставляло острое ощущение, что он там. Сидит по другую сторону двери и чего-то ждет, грустно опустив голову, и светлые волосы падают на его лицо, скрывая все, что на нем отражается.
Сколот переступил с ноги на ногу. До сих пор ему не приходилось ни перед кем извиняться — и он понятия не имел, что это бывает так мучительно.
— Господин Эс… простите за все, что я вам наговорил, умоляю, простите… меня просто… меня так задели те слова, что я… хотел… простите, мне все равно, ваш я или не ваш, и кто я такой, и что за Кит причиняет вам столько зла… мне все равно, только простите…
Скрипнули петли. Он отшатнулся, как демон — от запаха ладана.
И тут же облегченно выдохнул, потому что теплые, чуть шероховатые ладони обхватили его плечи, мягко, ненавязчиво и легко, и чужой вязаный свитер оказался в ногте от веснушчатого носа. А потом — разделились; одна принялась гладить Сколота по волосам, утешая, как ребенка, а вторая осталась на плече.
— Что значит — не мой? — Голос господина Эса был глухим и немного хриплым, как случается, если подолгу молчишь — а потом внезапно решаешь побеседовать. — Ты совсем дурак, что ли? Еще как мой, ведь это я тебя вырастил и я воспитал… я за тебя в ответе.
Сколот искривил губы. Колючий вязкий комок засел у него в горле, намереваясь вырваться — плачем, и чтобы его сдержать, надо было стать героем.
На какую-то жалкую минуту. На какую-то жалкую…
Слезы выступили на ресницах — непрошенные и соленые, как морская вода. Он пытался плакать беззвучно, а выходило — горько и обреченно, как у пятилетнего мальчика, потерявшего игрушку.
Сколот почему-то не задумался, что дети плачут не только по таким дурацким причинам.
— Все хорошо, — неловко сообщил ему господин Эс. — Я не обижаюсь. Я ведь люблю тебя, я люблю и никогда не брошу… разве что тебе самому это зачем-то понадобится… клянусь, маленький, все хорошо. К тому же, — он как-то глупо улыбнулся, — Улмаст по-своему прав. Я действительно перед тобой виноват.
Он посторонился и, продолжая глупо, как-то вымученно улыбаться, указал юноше на распахнутую арку входа.
— Зайдешь? Я все тебе расскажу. Все до последнего… если ты, конечно, не откажешься меня выслушать.
— Все… расскажете? — растерянно отозвался тот. — До последнего?..
— Точно, — согласился господин Эс. — Абсолютно все. Так ты заходишь?
Сколот засомневался, что теперь, после короткой, но такой сокрушительной ссоры — или это была не ссора? — все еще нуждается в информации. Но высокий зеленоглазый парень смотрел на него так странно и так потерянно, будто хранить эту информацию внутри был больше не в состоянии.
Комнаты, отведенные лорду Соры, были не в пример лучше комнат его опекуна. Должно быть, замок построили совсем недавно — и еще не успели как следует обжить; все вокруг выглядело холодным и покинутым, хотя на столе валялась небрежно брошенная дорожная сумка, а на постели — теплое пуховое одеяло.
— Садись, — пригласил господин Эс, грациозно опускаясь в кресло.
Сколот сел.
Огонь плясал за надежной каминной решеткой, голодный и сонный — как и все, что было сейчас в замке. Огонь танцевал, разлетаясь на тысячи образов, рассыпаясь яркими багровыми искрами — и высекая их в уже остывшем угле.
— Начнем с того, — хрипловато бросил высокий зеленоглазый парень, — что я даже не человек.
У Сколота пересохло во рту.
— А… кто?
Господин Эс подался вперед, и в его зеленых радужных оболочках вытянулись, как лезвия, две узкие вертикальные зеницы. На скуле проступил ровный, аккуратный узор чешуек; голову, раньше вполне человеческую, увенчали загнутые назад рога.
— Оборотень, — пояснило то, что сидело перед лордом Сколотом, удобно устроив руки на подлокотниках. Человеческие руки — но с черными заточенными когтями и очередным узором чешуек, нежного песочного цвета. Цвета выгоревшего на солнце песка. — Наполовину дракон… от рождения.
— А-а… — беспомощно протянул юноша. — Вы… то есть…
Господин Эс не обратил на его тщетные потуги внимания.
— Драконы, — уверенным тоном преподавателя заявил он, — взрослеют куда медленнее людей. Но полностью осознают себя еще до появления на свет. По сути, новорожденный драконыш — это уже личность вроде человека, пережившего свой пятнадцатый день рождения. Ты пока понимаешь?
Рога втянулись обратно, чешуя пропала, когти рассыпались мелким пыльным крошевом. Господин Эс опять стал всего-навсего господином Эсом, и Сколот кивнул, не смея ни отвернуться, ни нормально заговорить.
— Драконы, породившие на свет меня… были, в свою очередь, созданы руками ребенка. — Высокий зеленоглазый парень снова как-то вымученно улыбнулся. — Они, если быть совсем уж бесцеремонным, вовсе не были драконами. Такие, как я… приходят
