Он запнулся.
Легче было поделиться вопросом, чем деталями внешности.
— А глаза? — невозмутимо уточнил Талер. — Не зеленые, нет?
— Зеленые, — обреченно ответил Кит.
Парень помолчал, покрутил нож за рукоять. Заточенное лезвие крутилось на каком-то жутком, непомерно жутком расстоянии от его кожи; того и гляди — воткнется в нее, и в карминовом ореоле мяса и вспоротых мышц ярко выступят освобожденные кости…
— Господин Эс, если не ошибаюсь? — пожал плечами Талер. — Опекун лорда Сколота?
Кит закрылся рукавом, как ребенок, причинивший кому-то вред. Как ребенок, уронивший на пол мамину любимую чашку. Мама расстроится, а может, и заплачет, и слезы будут бежать по ее щекам, как два соленых ручейка.
Соленых, как море.
Больно, сказал себе юноша. Мне больно. По-настоящему, и куда больнее, чем если бы кто-то ударил меня ножом. Куда больнее, чем если бы я напоролся грудью на острие копья. В таких случаях, по крайней мере, можно спокойно умереть, можно забыть, что был высокий зеленоглазый парень с волосами цвета выгоревшего на солнце песка — и забыть, что я называл его «Эста»…
— Что с тобой? — окликнул хозяина пустыни худой парень со шрамом. — Ты в порядке?
Кит не выглянул.
— Да. Скажи, ты не мог бы… отвести меня к его дому? Я впервые в Лаэрне, по улицам ориентируюсь плохо… ты не мог бы… а?.. Пожалуйста…
Талер поднялся и выпрямился — аккуратно, будто в спине у него засела игла. Отряхнул полы теплого плаща; правильно, одобрительно заметил Кит, весна в этом году не такая уж милосердная, будет лучше, если ты укроешься от ее холодных ветров.
Сколько интересных комбинаций у этих твоих черт. Сколько интересных комбинаций; как чудесно ты хмуришься, как чудесно улыбаешься, как чудесно ты скользишь голубыми глазами по лицам окружающих тебя людей. Как чудесно; и среди них, наверное, скоро появится тот, кто принес тебе информацию, а я заставляю тебя идти в переплетение городских дорог. Ведь…
— Если тебе неудобно, — выдохнул Кит, — я поищу сам. А ты… просто откажись. Поверь, меня это совсем не обидит.
Талер ободряюще изогнул свои нечитаемые губы:
— Одна прогулка по Соре, — проворчал он, — взамен за то, что ты однажды спас мою жизнь. По-моему, это ничтожная цена.
Юноша притих, едва успевая за его размашистыми шагами. Талер не спешил, нет; наверное, он редко звал кого-то с собой, предпочитая быть таким же одиноким, как светлая песчинка в куче рыжеватой земли. Точно, восхитился Кит, совершенно точно: он — светлая песчинка среди подсохшей грязи, он достоин звания короля. И я бы надел на него корону, я бы сделал его великим, я бы вознес его до небес — но если так, если я на это пойду, останется ли он Талером Хветом? Или Талер Хвет, как независимая личность, как этот определенный человек — возможен только в условиях бури, тихой, невидимой для чужаков бури, где его кружит, его ломает, его рвет на куски? Именно такая, как выражался Вест, версия Талера Хвета — она истинная, или она — последствие?..
Особняк был роскошен. Розоватые стены, белые плиты вокруг стеклянных окон; двустворчатая дверь, по обе стороны от нее — почетный караул. В саду молодой слуга, полный энтузиазма и гордости, что его приняли на такую важную работу, весело подстригает синеватые кипарисы. Во дворе шумит очередной фонтан, крышу пронзают восемь разномастных, но почему-то вполне гармоничных труб. Над пятью из них струйками вьется дым, и пахнет полыхающими дровами, пахнет мясом, приготовленным на углях… пахнет серой, но для караула, слуг и лорда Сколота этого запаха будто не существует.
Что они знают, раздраженно подумал Кит. Что они знают — о тебе, Эста, о подлинном тебе, о том, каким ты бываешь нежным, и каким добрым, и как в тебе уютно помещается целая Вселенная, но при этом ты содержишь такой океан любви, что он волной бежит по миру перед тобой, волной бежит за тобой…
Запах серы. Едва ощутимый, он стелется над землей, кружится над синеватыми кипарисами. Кит осматривался — и безошибочно отыскал комнату на втором ярусе, откуда серой пахло больше всего.
— Я не желаю быть посвященным в твои дела, — издалека начал худой парень за спиной хозяина пустыни, — и все же дам тебе… если ты не против… один совет.
Юноша обернулся.
— Не спорь с этим господином Эсом, — продолжил его спутник. — Он кажется дурашливым и несерьезным, но это внешняя картинка, привычный костюм, и он влезает в него, как нежить в покинутую шкуру змеи. Мне кажется, — Талер зябко поежился, — что он опасен. Я ни разу ему не попадался, но мельком видел, на каком-то официальном приеме… Шель долго обсуждал с баронессой Гримой планы о постройке амбара, а господин Эс ошивался у трона императора, как привязанный. И порой с него слетало все это наигранное веселье.
Кит грустно покачал головой.
— Ты ошибаешься, — негромко возмутился он. — Эста не такой. Эста…
Нежный? Добрый? Полный любви?! Но разве я могу признаться в этом тебе, Талеру Хвету, главе малертийского Сопротивления? Хотя какое оно малертийское — вон, уже разгуливает по Соре, с охотничьим ножом, изготовленным кузнецами Линна…
Юноша посмотрел на своего спутника по-новому. С уважением. Но следующая мысль так его царапнула, что все это уважение тут же вымелось, пропало, и его вытеснил едва ли не стон, едва ли не вой; только не плач, умолял себя Кит. Только не плач — кто я, в конце концов, такой, чтобы постоянно плакать?!
Я помню, каким ты БЫЛ нежным, и каким ты БЫЛ добрым, и какое море любви ПОМЕЩАЛОСЬ под клеткой из твоих ребер. Но сохранилось ли то, что я с таким трепетом запомнил, сохранилось ли то, что я сам же в тебе и заронил, сохранилось ли то, что я вырастил — тем, что был одинок, и тем, что был юн, и тем, что показался тебе абсолютно беспомощным?..
— Эста… — повторил худой парень со шрамом, будто пробуя на вкус каждое сочетание звуков этого имени. — Ты — его друг?
Почетный караул смешно переминался у тяжелых деревянных створок. Стукнуло копье, звякнула кольчуга; заскрипели ворота, и хриплый голос мужчины сотряс Фонтанную площадь:
— Что вы тут потеряли?
Талер повел плечами. Даже под воротником плаща это выглядело так обворожительно, что хозяина пустыни бросило в дрожь.
Караульный тоже растаял, виновато усмехнулся:
— А-а-а, господин Твик? Вы к лорду Сколоту? Сожалению, но его нет… и до осени он вряд ли появится.
— Почему? — уточнил парень. Его плечи вернулись в обычное, вовсе не примечательное, положение, но Кит обнаружил,
