— Вовсе нет, — покачал головой Тельбарт. — Я считаю, что вы оба достойны куда лучшей судьбы, чем такая. Неужели нет способа уйти от эффекта, который дает песок? Неужели нельзя его… м-м… исчерпать?
Господин Эс выудил из-под стола бутылку и опрокинул ее содержимое в себя. Не абсент, не твой любимый абсент, но тоже… трогает.
Впрочем, король народа хайли не вызывал острого желания пойти разбить себе лоб о стену. Он скорее интриговал — своим поведением, уравновешенным и мягким. Порой те, кому удавалось получить книгу о создании живых земель, окликали господина Эса посреди улицы — «laerta?» — порой ловили за рукав и долго, потрясенно приглядывались к чертам лица, но еще никто не относился к нему с такой невозмутимостью.
Обычно перед ним испытывали страх. Мол, вечное, бессмертное, наполовину слепое и злобное существо — ах! Бежим, прячемся в погребах и поспешно уничтожаем запасы малиновых, смородиновых и прочих наливок. А может, и вин, как в этом чудесном замке — хотя Тельбарту господин Эс подсунул этот дивный напиток сам.
— Чего у тебя в душе, — хрипловато протянул он, — больше всего, а, твое величество?
Юноша ничуть не обиделся.
— Наверное, надежды, — послушно предположил он. — А что?
— Ты сумел бы ее исчерпать?
— Ну… в теории — да. Другое дело, что из-за этого я стал бы несчастным.
Господин Эс откинулся на спинку дивана:
— Понятно.
Тельбарт нахмурился.
Утром господину Эсу решительно не хотелось покидать постель, и он валялся под одеялом, прикидывая, не растечься ли по кровати грустной весенней лужицей. Полночи ему снилось, что Кит разгуливает по Лаэрне в компании какого-то голубоглазого типа со швами на правой скуле и шее, и что этот голубоглазый тип рассказывает Киту вовсе не те вещи, какие следовало бы. Полночи он успокаивал себя, гладил шероховатыми ладонями по плечам и шептал, что скорее мир треснет и развалится, чем хозяин пустыни влезет в подобные приключения — и все равно жаждал поторопить лорда Сколота, отменить его странствие по Тринне и вернуться домой.
К обеду выяснилось, что кататься по Этвизе, Талайне и Вилейну лорд ни в какую не желает. Он не испытывал ни любви, ни привязанности, но почему-то был искренне задет персоной госпожи Эли.
— Господин Тельбарт, — наклонилась над королевским ухом девушка, улучив момент во время полуденной трапезы. — У вас нет какого-нибудь мужского украшения? В идеале — кольца, но подойдет, по сути, что угодно. Ваш запасной венец, браслет или, допустим, серьга.
— При всем уважении, — улыбнулся Его Величество, — свой запасной венец я лорду Сколоту не подарю. Но я обещаю поразмыслить, не найдется ли в моем замке чего-то подобного.
Эли по-дружески чмокнула его в бледную щеку:
— Спасибо!
— …по-моему, их отношения какие-то нездоровые, — печально заметил господин Эс, провожая своего приемыша таким взглядом, будто юноша его предал и забыл. — Давайте срочно отправим госпожу генерала на какую-нибудь войну, а Сколота я стукну кочергой по затылку и увезу на Карадорр. Скажу, что на него напали какие-нибудь наемники, или сама госпожа генерал, или вообще вы, потому что вы не намерены их благословлять.
— А по-моему, это будет жестоко, — возразил Тельбарт.
Мрачноватые весенние дни сменялись один другим. Со склонов Альдамаса повеяло первым настоящим теплом, лужи высохли, дожди закончились, и Драконий лес покрылся белыми, голубыми и оранжевыми цветами. Где-то распускались крокусы, где-то клочками небесной синевы поднимались над прошлогодней листвой подснежники, а где-то гордо пламенели желтые солнышки эрантиса.
Лорд Сколот читал книги, предоставленные королем, принимал участие в наспех устроенных, неуклюжих состязаниях, ощутил себя центром грандиозного пира и получил официальное звание «друга лесного племени». Сам он хайли друзьями не называл, но вежливая, чуть растерянная улыбка не сходила с его губ, да и результаты состязаний были забавными — никто не смог превзойти юношу в точности, но никто и не загрустил по этому поводу. Напротив, проигравшие радостно приготовили шашлык и принялись угощать им всех, кто попадался им под горячую руку — в том числе и господина Эса, непривычно тихого и спокойного.
Сколот подошел к нему вечером, за день до отъезда. Эли ушла по каким-то своим делам, и без нее лорду Соры было как-то пресно и пусто, как морской рыбе, случайно угодившей в реку.
— С вами все хорошо? — виновато спросил он, припомнив, как мало заботился о состоянии своего опекуна до этого момента. А ведь времени прошло — то же море. — Простите, я так… увлекся местными романами, что…
— Все хорошо, — безучастно ответил бывший придворный звездочет. — Не беспокойся.
Его тон больно царапнул юношу, как царапает порой домашняя кошка.
— Простите, — беспомощно повторил он.
Господин Эс оторвался от изучения травинки, высунувшей стебель из-под корня ореха, и все так же безучастно сообщил:
— Тебе не за что просить прощения, Сколот. Я рад, что тебе повезло подарить кольцо госпоже Эли. Я рад, что мы оказались в этом лесу. А теперь будь любезен — оставь меня в покое.
У лорда перехватило дыхание.
— Если вы не сердитесь, господин Эс, — попробовал настоять он, — то почему так со мной обращаетесь? Разве я сделал что-то плохое?
Шрам закололо. Шрам всегда кололо, если юноша испытывал сильное эмоциональное напряжение. Внутренний двор замка на мгновение помутился, а когда сошелся обратно, бывший придворный звездочет смотрел на Сколота совершенно бессмысленными глазами. Ни блеска, ни вертикальных зениц, ни зрачков — сплошная тусклая зелень, подернутая серой пеленой слепоты.
У юноши подогнулись колени.
— Господин Эс, что с вами? — дрожащим голосом уточнил он. — Вы снова… ну… хотите, я принесу очки?..
— Все хорошо, — напомнил его опекун. — Иди. Я пока тут посижу.
Сколот протянул к нему обе руки. Восстановил в памяти яркую, неожиданно светлую картину — господин Эс обнимает его у распахнутой двери, говорит, что юноша — его ребенок, несмотря ни на что.
Я обниму вас не менее тепло, мысленно пообещал Сколот. Я обниму вас не менее надежно.
Руки сошлись — где-то за лопатками зеленоглазого слепого человека, и лорд империи Сора оказался невероятно близко. Но господин Эс не подался ему навстречу, не дернулся, вообще не пошевелился — только опустил голову, и по его скуле прокатилась одинокая соленая слезинка.
Над замком — высоко-высоко, так, что ее силуэт был почти неразличим в густой синеве неба, — парила чайка. Сколот не слышал, как она кричала. Как она молила о помощи и спасении, о том, как изменился берег пустыни, как уснул и не просыпается Кит, как не хватает ему крылатого звероящера. Господин Эс опустил голову, чтобы тоже ее
