— Нет, — пробормотала девушка.
Талер сел на краешек стула:
— Почему?
— Потому что я пойду с тобой, — выдохнула она. — Потому что я больше не могу тебя ждать. Потому что я уже не маленькая, потому что я, в конце концов, человек. Люди выбирают, какими быть, и где быть, и с кем, и ради чего. Я выбираю быть с тобой, Талер.
Он провел кончиками пальцев по глубокому шраму. И повторил:
— Почему, Лойд?
Она притворилась, что усиленно размышляет. Результаты были сомнительные — Талер слишком подробно изучил свою воспитанницу, чтобы не обнаружить ее ложь.
И, тем не менее, не возмутился. Лойд на секунду показалось, что он этого попросту не умеет. Что он, Талер, обречен быть таким вот искренним, чуть насмешливым, но неизменно спокойным человеком.
Она никогда не видела, чтобы его спокойствие давало брешь.
— Я многим тебе обязана, — мужественно соврала девушка. — Ты спас меня, вырастил, научил всему, что умеешь сам… всему, чему тебя самого учили, — поправилась она. — И я хочу показать, что эти навыки не пропали даром. Что я умею ими пользоваться.
Мужчина посмотрел на черный храмовый потолок:
— Я учил тебя не всему.
Она обомлела, она ощутила, как внутри поднимается горячая волна пламени, но Талер поднял тонкие исцарапанные ладони и попросил:
— Давай не будем обсуждать это сейчас, Лойд. Пожалуйста, давай не будем. И давай договоримся… — он пошарил по карманам и вытащил на свет круглое зеленое яблоко. — Сейчас я отведу тебя к Шелю. Но, — Талер немного повысил голос, намекая, что перебивать его, пожалуй, не стоит. — Только сейчас. А завтра я продолжу тебя учить, но эти уроки будут разительно отличаться от уроков астрономии, чтения или математики. И если ты с ними совладаешь, то начнешь повсюду ходить со мной. Ладно?
Она кивнула. Сердито, не скрывая, как сильно ее задело вроде бы вполне привычное поведение мужчины.
Она разбросала кубики ногой, швырнула мозаикой в стену, об ту же стену побилась головой и лишь после этого испытала смутное облегчение. Голова, правда, принялась болеть и пульсировать где-то около виска, но лучше такая боль, чем спрятанная внутри.
Шель криво усмехнулся:
— Какого черта?
— А такого, — гневно выпалила Лойд. — И вообще…
Тут ее осенило, и она посмотрела на друга Талера так, будто никогда прежде его не видела.
— И вообще, — прошептала она, — вы ведь тоже…
Мужчина побледнел, но не дрогнул. Девушка скользила безумным, совершенно потерянным взглядом по его чертам — глаза карие в прозелень, волосы пепельные, нос ровный, — и надеялась, что они себя выдадут, но Шель был непоколебим.
Он был сильнее, чем Лойд. Сильнее, старше и опытнее. И он знал о Талере гораздо больше, чем, по сути, знала она. Да и что она, по сути, знала? Что у ее воспитателя голубые радужки, глубокий шрам и кривая улыбка?!
Эта мысль так разозлила девушку, что она едва не бросила свои драгоценные пергаменты в камин.
— Талер, — хрипловато, недостойным юной леди тоном произнесла она. — Талер. Кто он такой?
— Эта информация конфиденциальна, — холодно отозвался Шель. — Я не собираюсь ни с кем ею делиться.
Лойд захотелось его уничтожить. Взять за эти чертовы пепельные волосы, крепко, стальным кулаком взять — и бить ровным носом о стол до тех пор, пока о нем не будут напоминать лишь рваные карминовые лохмотья. О носе, конечно, а не о столе.
Наверное, что-то подобное отразилось в ее дрожащей фигуре. Наверное, что-то подобное изредка таил в себе Шель. Как бы там ни было, он заинтересованно подался вперед, подпер ладонью щеку и негромко, с неожиданно мягкой интонацией уточнил:
— Поганка он, да?
Лойд оторопела.
— Простите, — выдавила из себя она, — что?
— Поганка, — повторил господин Шель с таким забавным выражением, что девушку потянуло на смех. Какое нестабильное настроение, изумленно заключила она. — Бледная. Как в лесу. Ядовитая, со шрамом, но такая… м-м-м… соблазнительная, что ты все равно ее срываешь, несмотря на угрозу. Потому что эта угроза по сравнению с результатом не стоит ничего. Согласна?
— Да, — помедлив, ответила девушка.
Шель поднялся, обошел деревянный стол и, выдохнув, опустился в объятия широкого дивана. Призывно похлопал по кожаным подушкам слева от себя:
— Садись, не стой. Обсудим этого проклятого демона.
— Демона? — чем дальше, тем больше Лойд ощущала себя дурой. Но господину Шелю было искренне весело, и он усмехался так понимающе, что воспитанница Талера впервые посчитала его красивым. И, пожалуй, он вовсе не заслуживал этих ее сомнений. По крайней мере, касательно внешности.
— При тебе никто не называл его этим прозвищем? — уточнил мужчина. И задумался: — Да и при нем, наверное, никто не рискует. Но то, что за глаза его называют демоном-искусителем — неоспоримый факт.
Лойд немного поразмыслила и все-таки села.
От господина Шеля приятно пахло дикими ландышами. На Карадорре никто нарочно их не выращивал — белые крохотные цветы считали предвестниками несчастья, поражаясь, как нечто настолько нежное может становится красными зловещими ягодами. Но было и другое толкование, привезенное торговцами Харалата и тут же всеми обруганное: мол, дикие ландыши — это символ надежды, великой, непостижимой, крепкой надежды…
— Талер очень самоуверенный, — пожаловалась девушка. — Очень сосредоточенный. Но мне кажется, что ему постоянно чего-то не хватает. Иногда он выглядит… ну, таким потерянным… как будто у него отобрали нечто важное, нечто… бесценное.
— Мозги, — пошутил хозяин комнаты. — У него однажды отобрали мозги.
— Да нет же, — отмахнулась девушка. — Мозги у Талера на месте.
Господин Шель приподнял свои пепельные брови:
— С чего ты взяла?
— Эта его работа. Он занимается чем-то опасным, я права? У меня обоняние… черт возьми, как у бывалой собаки. Талер носит хорошую, дорогую одежду, но она пропитана этим… как его, порохом, а еще у него повсюду ножи, револьверы и динамит.
— Пользоваться ножами, револьверами и динамитом у нас пока не запрещено, — пожал плечами господин Шель. — Но да. Демон-искуситель подвергает себя опасности. Ты права.
Лойд помолчала. Выходит, рассказывать прямо хозяин комнаты не собирается — а наводящие вопросы его ни капельки не волнуют? Странно.
Шель расслабился. Шель пережил очередные длинные сутки, полные смешных, наивных, бестолковых интриг. Шель разобрал такую гору документов, что едва не разбился в ее ущельях. Короче говоря, устал, и спина у него гудела, и по вискам будто проехалась тяжелая телега, и ладони мелко дрожали, как у слабенького мальчика из окраинной подворотни столицы. Три недели назад глава
