— Льяно строили при мне, — гордо заявила госпожа Эли. — Мой отец лично закладывал его фундамент.
Сколот представил, каковы были масштабы этой работы, и ощутил нечто, похожее на уважение.
— Я любила отца гораздо больше, чем его вторую жену, — тихо призналась девушка. — И страшно им гордилась. Ну, по мне заметно. Я даже на войну пошла, потому что верила: отец тоже будет мной гордиться. Ради этого я была готова на все.
Юноша напрягся. Со своими плохими эмоциями, вроде горечи и обиды, он худо-бедно поладил, а вот как ладить с эмоциями постороннего человека, то есть хайли? Для него душа госпожи Эли была подобна темной лесной чаще, где он рисковал заблудиться — и умереть.
— Жаль, что он погиб раньше, чем я повела своих ребят в последнюю битву, — Эли выпрямилась. — Жаль, потому что они все выжили.
Сколот молчал. Сколот искренне тяготился этим своим молчанием, но девушка нуждалась именно в нем. Ей не требовалось чужое сочувствие — нет, она всего лишь донесла до своего «жениха», с кем ему придется жить, если он не сведет ситуацию к неудачной шутке.
Вечером Эли как-то незаметно оказалась в его кровати. Правда, Сколот лежал под одеялом, а девушка — поверх, на самом краю, поэтому особых причин волноваться не было. Она негромко посвящала юношу в историю горного хребта, в трудности бытия великанов, и он почему-то вспомнил, как мама читала ему сказки. Ему, восьмилетнему, обычному ребенку, не лорду и не лучшему стрелку империи Сора.
Он засыпал под эти ее сказки. Вот и сейчас — мирно, невозмутимо заснул, хотя в душе у него царило какое-то новое, тревожное чувство. Раньше там таких не водилось, но в комнате было так уютно и тепло, что копаться в его составе Сколоту абсолютно не хотелось. Пускай царит, может, к утру и перестанет…
Господину Эсу, наоборот, не спалось. Полдня он потратил, пытаясь выиграть у Его Величества хоть одну шахматную партию, и еще полдня — пытаясь выяснить, где он повредил левое предплечье. Тельбарт ловко уходил от прямого ответа, и опекуну лорда Сколота пришлось подлить ему вина в чай, чтобы сделать немного более откровенным.
Похоже, вне данного случая Тельбарт вина не пил. Ему недавно стукнуло четырнадцать, и хайли полагали его слишком юным для таких радостей.
— Итак, — убедившись, что скрытное королевское настроение потерпело крах, заявил Эс, — чем ты, забери тебя Дьявол, порезался, если твоя чертова рука была вспорота от запястья до локтя?
— Почему — была? — удивился юноша. — Она и сейчас… того… ну, этого. Ты понял.
Бывший придворный звездочет обеспокоенно покосился на зеленую винную бутылку, спрятанную под столом. Там еще оставалось больше половины.
— Я спрашиваю, — настойчиво повторил он, — что с тобой произошло накануне моего приезда?
— Ну-у-у… — Тельбарт очень серьезно пошевелил абсолютно белыми бровями — так, что господин Эс едва не задохнулся от смеха. — Накануне… я проснулся, меня угостили пирогом… вот, затем я написал ответное письмо королю Саберны… о том, что у меня в лесу нет никаких ценных ресурсов, а если есть, то они ему не достанутся… а затем… точно! — он усмехнулся, будто воспоминание было таким же ценным, как вышеупомянутые ресурсы. — Мы с Эли проводили внеплановый ритуал — чтобы избавиться от него как можно скорее.
— Внеплановый ритуал? — снова повторил господин Эс.
— Ну, понимаешь, Драконьего леса раньше не было на Тринне, — донес до него Тельбарт с такой невозмутимостью, будто эта информация не стоила ни гроша. — Были Саберна, Никет, Вилейн, чертова Талайна и Хальвет. А между ними — выжженная солнцем пустошь.
— Да, — согласился опекун лорда Сколота. — Верно.
— Угу, — сонно кивнул король. — А потом наш отец принес на Тринну моего далекого предка. И, чтобы не заниматься посадкой леса вручную, решил вырастить его на крови.
— Ваш отец?
Юноша скривился:
— Не спрашивай. Я даже не представляю, кто это, хотя господин Шэтуаль говорит, что знает его лично. Господин Шэтуаль приходит раза четыре в год, — сообразив, что сейчас ему зададут очередной вопрос, пустился в описания Тельбарт. — Приносит всякие полезные штуки. Лекарства, например, или вот чай… попробуй, кстати, он очень вкусный…
Господин Эс помедлил, прежде чем взять со стола широкую глиняную чашку и поднести ко рту.
Во всей этой ситуации он мало что понимал, и это «мало что» ему не нравилось, как не понравилась бы заноза в пальце. Или в заднице, раздраженно подумал он.
Какой-то «отец» принес на Тринну изначального короля народа хайли и небольшую команду его подчиненных. Так получается? Так. Сажать лес ему было, вообразите себе, лень, и поэтому он заплатил земле кровью, чтобы она скрыла хайли от глаз людей. Так получается? Нет — он все еще платит, но платит, сволочь, не своим здоровьем, а здоровьем своих детей. Иногда его мучает совесть, и он передает им лекарства через некого Шэтуаля, чье имя звучит знакомо и не вызывает счастливых ассоциаций. Без шуток, знакомо — но господину Эсу, работавшему с доброй половиной благородных жителей Карадорра, найти среди сотен вариантов правильный было так же трудно, как из кучи селедок вытащить единственного анчоуса.
А еще получается, что Драконий лес — это капкан, и выбраться из него можно, только откусив себе лапу.
Будет, о чем поразмыслить ночью, сказал себе он. Все равно в последнее время я толком не сплю — все чудится, что Кит пересек границу Мертвой Пустыни и шляется по Соре, со своими аккуратно подвязанными светлыми волосами и янтарной каймой вокруг радужки. Но это бред, он выгнал меня вовсе не для того, чтобы через двести пятьдесят лет поймать за рукав и позвать: «лаэрта?»
— Ты выглядишь таким одиноким в реальности, — пожаловался Тельбарт. — Мне казалось, ты не такой. Ты не был похож на человека, способного таскать за собой ребенка из племени людей, лишь бы не торчать наедине со своими страхами.
Господин Эс удивленно опустил чашку:
— Прости?
Король поправил белую косичку, убедился, что она по-прежнему крепко привязана к своей сестре, и совсем не по-королевски почесал нос:
— Я о тебе читал. В книге «Shalette mie na Lere». Ее ведь написал человек, сотворивший этот мир, я прав?
— Да. — Голос опекуна лорда Сколота неожиданно дрогнул. Нет, пожалуйста, не тут, не это, не он. — Да, «Shalette mie na Lere» —
