Зато упоительно горячо, сонно подумал Дик. Мартину от него становится горячо. Там, где льется чужая кровь, снегопад не имеет власти над приятелем хакера; он тает, беспомощно и печально тает, угасает в багровом цвете разлитых по обшивке луж. Он тает…
А ведь были и славные, светлые, по-настоящему добрые времена. У Мартина — были; у него были родители и друзья, блестящие перспективы, шансы на богатое и счастливое будущее. У него было все, но я сломал, испортил, испоганил единственного человека, рискнувшего не испугаться моих амбиций. Я сломал, и теперь отвечаю за эту сломанную игрушку, за эту сломанную надежду, за эту сломанную судьбу. Она виснет на мне, как виснут кандалы на пленнике подземелий, но пленники жаждут от них избавиться, а я покинуть Мартина — не способен. Ведь…
Талер не спал.
По крайней мере, это было вовсе не похоже на сон.
Темный гостевой зал в каком-то особняке; помнится, таких было много на Delre-15 и Mira-22. Только там под колоннами стояли дамы в пышных старомодных платьях и мужчины в черных костюмах, и Талер со своей полицейской формой резко выделялся на их фоне. А здесь… не было никого, кроме его же собственного отражения в зеркале — высоком, от пола до потолка, и закованном в узорчатую деревянную раму.
Внутри зеркала тоже был Талер.
Или… вовсе не он.
Такой же высокий и худой, как хозяин «Asphodelus-а». Такой же голубоглазый. С таким же глубоким незаживающим шрамом — багровой полосой от виска вниз…
Но взгляд у него был другой — жесткий и неукротимый, как… у преступника.
Настоящий Талер внезапно понял, что лежит на полу, и что пол —холодный. Он хотел подняться, но резкая боль вынудила его бесславно рухнуть на четвереньки, и рвотный позыв так уверенно скрутил ослабевшее, охрипшее горло, что на какое-то время капитан корабля утратил всякое представление о том, где и почему находится.
— Встань, — ледяным тоном бросил тот, неукротимый Талер из мутноватого стекла. — Не позорься.
Голос у него был такой вкрадчивый, будто насмешка над этим, раненым капитаном Хветом приносила двойнику несказанное удовольствие.
— Ты… вообще… кто? — процедил мужчина, силясь как-то сосредоточиться на вроде бы таком чужом, но и таком привычном лице.
Оно странно исказилось:
— Я — это ты. Не трудно, по-моему, догадаться.
— Что-то мы… не похожи.
Отражение хитро улыбнулось.
— А разве мы кому-то что-то обязаны? Лично я не хочу быть на тебя похожим. Валяешься по горло в крови, рука у тебя сломана, оружия при себе нет. Неужели ты не мог… не знаю, ну хотя бы шпильку в боковые швы рубахи засунуть? Неужели не мог сам напасть на этого Мартина Леруа — не дожидаясь, пока он выведет тебя из игры? Белая Медведица уже далеко, пленники уже спасены. Теперь пора бы спасти самого себя, ты так не думаешь?
— Во-первых… — Талер нашел в себе силы с горем пополам сесть, а вот сил на борьбу с головокружением у него не осталось. — Тут нет никакой крови. Во-вторых… я полицейский, и я обычно выполняю поставленные передо мной условия. Представь себе… весы. Моя жизнь заранее… проигрывает… эту твою так называемую игру. Я повторю вопрос: кто ты, дьявол забери, такой?
Отражение присело напротив. Двигалось оно куда грациознее, легче и красивее капитана Хвета. Гордо выпрямило плечи, и заблестели из-под черных растрепанных волос очень знакомые голубые…
— Талер Хвет, — представилось оно. — Глава малертийского Сопротивления. Иногда я притворяюсь, что меня зовут господином Твиком, но это фальшивка столь очевидная, что на месте разведки я бы ее пополам перекусил.
Его двойник беспомощно выдохнул. Боль расползалась по всему телу, окутывала его, как паутина — крепко, не разорвать.
— Ты ведь не слабак, а, приятель? — удивительно вежливым, не подходящим к ситуации голосом произнесло отражение. И повторило: — Ты ведь не слабак. И у тебя целый виток чистого «лойда» в ДНК. Неужели ты не чувствуешь? Разбуди его, заставь работать, и Мартину Леруа мало не покажется. Ты его буквально по стене размажешь. Как блинчик по сковородке, а?
Оно укусило себя за костяшку указательного пальца. На коже розовыми пятнами залегли отпечатки ровных зубов.
— Мы с тобой, по сути, одинаковые. Мы с тобой на многое способны. Не потому, что мы дети племени Тэй, хотя наша кровь хорошо разбавлена человеческой. И не потому, что «лойд» в нашем ДНК так силен. Мы с тобой на многое способны, потому что мы — одинаково упрямые, несгибаемые, невозмутимые… храбрые. Ну же, Талер. Ну же, поднимайся, не дай себе умереть. Ты, в отличие от меня, спас целую гору жизней. Вполне хватит, чтобы сделать ее ступеньками в рай, но я бы советовал наконец-то увидеть и пожалеть свою.
Талер аккуратно прижался лопатками к ледяной стене.
Это не игра, неожиданно остро сообразил он. Это не игра. И преступник, присевший на колени передо мной, не шутит. Ему действительно интересно, как я, вторая версия Талера Хвета, грязное дитя с одиноким витком чистого «лойда», могу добровольно, без обиды и гнева, умереть на борту вражеского корабля.
«Мы с тобой на многое способны, потому что мы — одинаково упрямые, несгибаемые, невозмутимые… храбрые».
«Мы с тобой на многое…»
— Помоги мне, — отчаянно попросил мужчина. — Помоги.
Отражение опять улыбнулось, на этот раз — не скрывая жаркого торжества.
И протянуло своему двойнику теплую живую ладонь.
========== 10. Спиной к ветру ==========
Следующий завтрак господина Эса и лорда Сколота состоялся уже в трапезной.
Горело синеватое пламя за решеткой камина, поблескивали винные бутылки, приятно пахло свежеиспеченным хлебом. У короля Драконьего леса почти не было придворных, поэтому за столом сидел только он сам — хрупкий силуэт в кресле, чьи белые волосы кто-то собрал в аккуратные косички, обернутые вокруг головы таким образом, чтобы ленточка подхватывала их под затылком, — отважный, хотя и погрустневший господин Исаак и девушка лет семнадцати на вид, чьи золотистые глаза так задумчиво обшарили гостей, что крылатому звероящеру стало неловко.
— Добрый день, — вежливо улыбнулся лорд Сколот. — Я рад, что Ваше Величество сегодня чувствует себя лучше.
— Намного лучше, — благодарно отозвался король. — Извините, что вам пришлось видеть меня в таком… э-э-э… неприглядном состоянии. Честно говоря, я просто не успел перевязать руку вовремя, потому что лестница вывела меня из… лестница меня вывела.
Господин Эс глупо захихикал. Впрочем, золотистые глаза девушки полыхнули так, что хихиканье застряло у него в горле.
— Извините, — повторил Его Величество. — Моя советница иногда бывает излишне резкой. И присаживайтесь, не стойте.
Сколот покорно сел. Вежливая улыбка продолжала светиться на его лице, что несколько не подходило
