— Материал вы оба знаете, но хороших отметок не заслужили. Пока вы отвечали литературу, я занималась арифметикой. Я подсчитала: Леня двадцать раз сказал «значит», а Женя двадцать четыре раза произнес «это». Оба слова полноправно живут в русском языке, и обойтись без них нельзя. Но когда их употребляют ни к селу ни к городу, они становятся словами-паразитами, уродующими язык. Вот у каждого из вас есть любимое стихотворение. Попробуйте вставить в него после каждого слова «значит» или «это». Сами убедитесь, какое получится убожество. Так убого выглядит и ваш язык.
Дома мы с Леней взяли из учебника два стихотворения и вслух прочитали их друг другу, вставляя слова-паразиты:
Мчатся, значит, тучи, вьются, значит, тучи;Невидимкою, значит, лунаОсвещает, значит, снег, значит, летучий;Мутно, значит, небо, ночь, значит, мутна. Гонимы, это, вешними, это, лучами,С окрестных, это, гор уже, это, снегаСбежали, это, мутными, это, ручьямиНа, это, потопленные, это, луга.— Гораздо хуже, чем было, — сказал Леня.
А мне вдруг пришла в голову мысль:
— Понятно, как пишутся гениальные стихи! Мы теперь сами сможем их писать! Пушкин, наверное, знаешь, как поступал? Брал четыре строчки слов-паразитов, а потом заменял их нормальными словами. И получалось гениальное стихотворение!
— Ты думаешь? — засомневался Леня.
— Как это я раньше не догадался! Представляешь, что теперь будет? Мы с тобой напишем стихи, которые поместят в учебнике!
— Ребята! — изобразил Леня голос Анны Демидовны. — Запишите домашнее задание! Выучить два стихотворения: «Зима» Лени Лукина и «Осень» Жени Репина.
— Ага! — Я радостно потер руки. — Все будут учить, а нам не надо, и так знаем — сами сочинили! Во жизнь будет, а? Давай скорей писать!
— Я пойду в другую комнату, а ты оставайся здесь, — заторопился Леня. — Чтобы друг другу не мешать. Минут через пятнадцать встречаемся.
Когда Леня убежал в другую комнату, я схватил листок и быстренько на нем написал:
Это это это — та,Это это это — та,Это это это — те,Это это это — те.Через некоторое время получились такие стихи:
Кошка плошка два котаЛожка мошка три хвостаДети сети крокодилПлети Пети проглотил.Стихотворение получилось так себе. Я представил себе, как нашу отличницу Нельскую вызывают к доске, и она с выражением читает: «Кошка, плошка, два кота…» Нет, подумал я, надо переделать. А то и не поймешь: не то крокодил проглотил сети, не то плети. Да и при чем тут крокодил? А кошка с какой стати? Я долго мучился, подыскивая другие слова, и все поглядывал на дверь, откуда в любой момент мог появиться Леня с готовыми гениальными стихами. Но он не появлялся. Оттого, что я думал о Лене, он так и лез в мои строчки. «Леня, Леня, простота, купил лошадь без хвоста, ходит Леня по реке с балалайкою в руке». Я зачеркивал написанное, но новое оказывалось не лучше. И тут из другой комнаты вышел сияющий Леня. Всё! Ему удалось написать что-то гениальное.
— Давай читай, — сказал я мрачно.
Леня высоко задрал подбородок, вскинул руку и торжественно произнес:
Вот трамвайчик едет, дзинь-дзинь-дзинь,В животе его урчит бензин.Переехал с маху переходИ обратно двинул, задний ход.Закончив чтение, Леня остался стоять с поднятой рукой, как боксер, одержавший победу.
— Чепуха какая-то, — сказал я. — Трамваи на бензине не ходят.
— А что — «Вот автобус едет дзинь-дзинь-дзинь» — лучше? Ты просто придираешься! — возмутился Леня. — Не все ли равно, что едет? Лишь бы стихотворение хорошее было!
— А вторая часть еще хуже, — продолжал я. — Чего ради твой трамвайчик двинул назад, если он уже с маху переехал переход? Или кого-то еще не успел задавить? Бессмыслица! Нет, таких стихов в учебник не поместят.
— Критиковать-то легко, — проворчал Леня. — А ты вот прочитай, что у тебя вышло.
— Да у меня тоже не очень, — сознался я. — Но все же получше, чем у тебя. Слушай:
В окна Лени ЛукинаСветит желтая луна.Ходит Леня по реке,Носит двойки в дневнике.Дослушав мое стихотворение, Леня заявил:
— Не только не очень, но гораздо хуже моего.
— Это чем же хуже? У тебя бессмыслица, а у меня со смыслом!
— Да где же тут смысл? Луна светит, а я по реке хожу. Лунатик я, что ли? И кто меня пустит ночью на реку? И дневник приплел. Кстати, у меня в этой четверти ни одной двойки. Ты про свою бы лучше написал.
— Подумаешь, обидчивый, — сказал я. — Преувеличить нельзя.
— А когда я с трамваем преувеличил, что ты меня искритиковал?
— Ладно, — сказал я. — Давай покажем наши стихи Анне Демидовне. Пусть прочитает их перед классом, а ребята решат, чьи лучше.
Леня так от меня и отшатнулся:
— Да ты что? Тогда и я тебя в свои стихи вместо трамвая вставлю.
Я представил, как будет выглядеть Лёнино стихотворение:
Женя Репин мчится, дзинь-дзинь-дзинь,В животе его урчит бензин.— Вообще-то, ты прав. Надо нам еще поработать над стихами, — сказал я. — Наверное, если нет слов-паразитов, это еще не всё.
С тех пор я написал еще несколько стихотворений. И все они пока хуже, чем «Гонимы вешними лучами…» Конечно, если бы Пушкин не сочинил своих стихов, то, может, могли бы войти в учебник и мои. Но разве представишь, чтобы не было этих строчек:
Гонимы вешними лучами,С окрестных гор уже снегаСбежали мутными ручьямиНа потопленные луга.Дружба на научной основе
На одном из отрядных сборов я предложил выпустить устную стенгазету.
— Как же это: стенную — и вдруг устную? — спросил Паша Сорокин.
— Выступающие будут говорить через репродуктор, висящий на стене, — предположила Лена Нельская.
— А если кто-то выступит плохо, от всех отскочит, как от стенки, — добавил Миша Балуев.
У нас всегда так: сначала насмеются, а потом принимают правильное решение. И на этот раз все в конце концов согласились, что нужно выпустить устную газету. Не стенгазету, а просто газету. Я так и предлагал, только оговорился.
— Пусть газета будет посвящена дружбе, — предложила Оля Ковалева и посмотрела на свою неразлучную подружку Машу Беляеву.
— Правильно! — закричали все. — Давайте! А докладчиком назначим Женю Репина!
— А Леню Лукина содокладчиком! — предложил Паша Сорокин.
— Каким еще содокладчиком? — удивился Леня. — Что это такое?
