— Как интересно… Что ж, люблю неожиданные изгибы историй. Я уважаю вашу твердость, господин Мортегар, из вас получится великолепный маг Земли.
Поклонившись, он развернулся и отошел к своим. Больше он в нашу сторону не смотрел. Натсэ глубоко и прерывисто вдохнула, как будто не дышала всё это время, что шел разговор. Постепенно цвет ее лица менялся, она стала походить на живую.
— Морт, я тебя уже боюсь, — тихо сказал Ямос.
— Я сам себя боюсь, — признался я.
Ректор Дамонт тем временем о чем-то договорился с главой клана Воздуха и повернулся к нам.
— Друзья мои! — прогремел он. — Я покину вас, чтобы провести переговоры с кланом Воздуха. Это будет касаться недавних изменений в мире, всем нам хорошо известных. Завтра утром я буду присутствовать на ваших испытаниях, а сегодня — прошу меня извинить.
Агнос что-то ему протянул, и Дамонт сжал это в кулаке. Должно быть, что-то с руной Воздуха. Все четверо одновременно взлетели и быстро превратились в крохотные точки в ясном небе. На миг вдали появился Летающий Материк, когда они достигли его берегов, и снова пропал.
***
Обратно я шел уже своими ногами. Ямос убежал вперед, занимать место за столом — близился обед. А Натсэ отстала. Я это не сразу заметил. Остановился в толпе, закрутил головой. Меня со всех сторон толкали.
Я сунулся влево, вправо, наконец, нашел её в одном из небольших залов, стоящей у окна с опущенной головой и поникшими плечами. Тихо подошел сзади… Хотя, конечно, «тихо подошел» для девушки из Ордена Убийц, скорее всего, означало — подвалил, громко топая и сопя, как гигантский ёж.
— Морт, пожалуйста, — тихо сказала Натсэ. — Я знаю, что не имею права просить. Но ты… Если ты правда хочешь относиться ко мне как-то иначе, чем к рабыне, пожалуйста, оставь меня одну. Я найду тебя сама после обеда.
Сердце кольнуло. Нет, это был не страх. Если бы Натсэ испугалась Искара, сейчас она бы испытывала облегчение. А она — плакала. Я не видел её лица, но видел капли, падающие на каменный подоконник, на ладонь, лежащую на нем.
— Скажешь, что случилось? В чем дело? — робко спросил я.
Она вздохнула. Ей, видно, хотелось просто меня послать за такие вопросы в такую минуту, но она заставила себя сделать скидку на мою полнейшую тупость в вопросах общения с девушками.
— Если я скажу, ты позволишь мне побыть здесь одной?
— Обещаю.
— Это его я должна была убить. Для этого я поступила в академию Атрэм. Из-за него мне пришлось стать рабыней.
У меня сжались кулаки.
— Почему же ты его не убила? Ты… Да ты ведь кого угодно можешь распотрошить раньше, чем он вообще тебя заметит!
Она начала всхлипывать. Слёзы полились уже ручьем.
— Потому… Потому что я в него влюбилась! Доволен?!
Я тихо вышел из зала с таким чувством, будто навернулся с вершины скалы на голые камни.
Глава 41
Не соревнуйся с прошлым. Создавай будущее.
Огненные буквы появились у меня перед глазами утром, когда я оторвал голову от подушки и увидел Натсэ, которая спала, свернувшись клубочком на подоконнике. Несмотря на предостережения Мелаирима, мы остались ночевать в общежитии. Весь прошлый день был для меня как в тумане.
Я заставил мудрое высказывание исчезнуть и вызвал часы. Шесть двадцать утра. Рановато. Испытания начнутся в десять. Душ мне, как магу Огня, особо не требовался, а завтракать, честно говоря, не хотелось. Мне и вчерашние обед с ужином-то в глотку не лезли. Дверь комнаты уже открылась, Ямос ушел. Пока не начались занятия, здесь, видимо, не сильно всех муштровали. Обещанной уставом «побудки» я пока ни разу не слышал.
Натсэ открыла глаза и посмотрела на меня. Как будто и не спала вовсе, просто лежала, закрыв глаза.
— Хочу спуститься вниз, — сказал я, отвернувшись. — Проверить, как там Талли.
Натсэ молча кивнула и соскользнула с подоконника. В молчании я оделся и посмотрел в окно. Чистое небо, ни облачка. Солнце карабкалось вверх, и день обещал быть жарким.
***
Подземное жилище встретило нас угрюмым молчанием. В тишине, будто осквернители гробницы, мы добрались до комнаты Талли. Она лежала в постели, бледная, тяжело дышащая. Мелаирим выглядел немногим лучше. Он, похоже, вообще перестал и спать, и есть. Стоял на коленях возле кровати и держал племянницу за руку. Увидев нас, хотел что-то сказать, наверное, велеть выметаться, но я увидел, как ладонь Талли сжалась. Поглядев ей в глаза, Мелаирим молча встал и вышел. Мы посторонились, позволив ему пройти.
Натсэ осталась у двери, сложив на груди руки и глядя в пол. Я осторожно приблизился к кровати. Талли подвинулась. Я сел. Взял ее за руку. Она была горячей.
— Вот и всё, Морти, — прошептала Талли пересохшими губами. — Теперь мне точно не выкарабкаться.
Повязки на ее руке не было, и там, где раньше бугрились волдыри, теперь осталась чуть покрасневшая кожа. Всё это казалось до слёз несправедливым. Какая-то тупая жаба, какая-то нелепая бородавка… Уже и следов не осталось.
— Выкарабкаешься, — сказал я. — Ты же такая сильная…
— Морти… — Она закашлялась, и я увидел капли крови, брызнувшие на подушку. — Заткнись. Дурак.
Талли тяжело дышала, собираясь с силами. Потом заговорила спокойно, короткими фразами, чтобы дыхание успевало восстановиться.
— Я хочу извиниться. Ритуал проводила я. Твоя сестра… И Ардок… Я потому себя так вела. Чтобы не жалеть. Не думать. Я виновата.
— Я знаю, — сказал я, не находя, по-прежнему не находя в душе гнева.
— Почему ты… Тогда… Здесь?
— Этого я не знаю.
Высвободив руку, я достал из кармана каменную розу и протянул её Талли. Та взяла ее дрожащей рукой, рассмотрела и тихо засмеялась. Из глаз потекли слёзы.
— Морти… Ты дурак. Спасибо…
Я улыбнулся. Талли прижала розу к груди и закрыла глаза. Я думал, она засыпает, но она лишь опять собиралась с силами. Когда она вновь посмотрела на меня, это уже был нечеловеческий взгляд. Она будто смотрела с той стороны, куда живым нет дороги. Или, вернее, есть, но лишь в один конец.
— Ты отняла у меня очень многое, — сказал я. — Да, у меня изменилась память. Да, я бесхребетный слизняк. Но даже несмотря на это, я мог бы тебя ненавидеть. Но не могу. Наверное, просто потому, что там, в своём мире, я толком не жил. Моя жизнь началась тогда, когда я шагнул в Огонь, и Огонь вошел внутрь меня. Наверное, это дикая цена — две жертвы за одну настоящую жизнь. Но раз я живу, значит, я принял эту жертву. И виновен
