“И все же ты нанес мне обиду” - возразил король.
“Как мы можем загладить свою вину?- спросил доктор. - Воистину так, ибо мы, гномы, сочувствуем вашему бедственному положению. Вы называете нас обезьянами и путаете с людьми, но мы меньше людей и всегда являемся их подданными.”
“Даже сейчас люди правят нашей родной горой во имя злого дракона, - добавил сэр Грумдиш.
- Они не принимают нас всерьез, - продолжал доктор Ботхи, - и то только тогда, когда что-то идет не так или взрывается.”
“Все это звучит очень ужасно” - посочувствовал король. - Действительно, очень ужасно. И все же это не оправдывает тебя, когда ты приходишь и хоронишь свой Хаггис на наших крышах, чтобы привлечь сюда этих троллей, чтобы они пришли и съели нас. Если все, что ты мне рассказываешь, правда, то ты должен был быть еще более внимательным, чем другие обезьяны, живущие в деревнях.”
“Что ты собираешься с нами делать?- Обеспокоенно спросил Сэр Грумдиш.
“Мы снова отведем тебя в лес, - сказал король.
Сэр Грумдиш облегченно вздохнул. - Хорошо, - сказали доктор Боти. Потому что я не хотел жаловаться, но вся кровь прилила к моей голове, висящей вверх ногами таким образом.”
“Да, тебя отведут в лес” - продолжал барсучий король, оскалив свои короткие, но злобные клыки, - и там тебя повесят на дереве, под которым ты похоронил своего мерзкого Хаггиса. А потом, когда тролли начнут вынюхивать, они съедят тебя, а не раскопают наши маленькие норы.”
“Я же говорил тебе, что мы пошли не туда, - сказал Конундрум. Они с Размоусом стояли у входа в темную лесную пещеру, глядя на звезды, проглядывающие сквозь верхушки деревьев.
“Я спустился вниз, - сказал Размоус, стоя и почесывая затылок. - Все знают, что когда ты находишься в подземелье, то спускаешься вниз, чтобы найти его тайные покои, а не поднимаешься наверх. Вверх - это для замков с привидениями и разрушенных башен. Вниз - это для подземелий.”
“Ну, по-видимому, он привел нас ко входу, - сказал Конундрум. - А может быть, это и есть выход. Я не вижу никакой охраны.”
“Есть только одна вещь, которую нужно сделать. Мы должны вернуться, - сказал Размоус с немалым энтузиазмом. - Знаешь, иногда заблудиться не так уж и плохо. Я много раз терялся, и мне часто было лучше, чем тогда, когда я знал, куда иду.”
Он повернулся и повел его обратно в темные глубины пещеры. Они ощупью пробирались вдоль стены, пока не нашли маленький вход, через который вошли. Кендер пригнулся, чтобы войти в него, но тут же замер, свистя сквозь зубы.
“Вот и порвал его!- Прошептал Размоус. “Там есть свет! Кто-то идет сюда. Мы не можем сейчас так вмешиваться.”
- Давай спрячемся. Может быть, они пройдут мимо.- При свете, льющемся из коридора, они пробрались к трещине в дальней стене и втиснулись в нее, чтобы спрятаться. Размоусу пришлось повернуться боком, чтобы попасть внутрь трещины, прежде чем в пещеру проник свет.
“Эта трещина должна куда-то вести, - прошептал Кендер. “Я чувствую сквозняк.”
“Я бы сказал, что да,-ответил Конундрум с едва сдерживаемым смешком. “Ты уже закончил вырывать из задницы свои штаны.”
Но у них больше не было времени обсуждать исследование пещер или превосходство различных тканей. Из маленького прохода показалась такая странная процессия, какую даже Кендер вряд ли видел за всю свою долгую и полную приключений жизнь. Дюжина или больше Барсуков и ежей, некоторые с одной головой, некоторые с двумя, а некоторые даже с четырьмя, вошли в пещеру. Они шли прямо, странно переваливаясь, и несли в своих крошечных лапках сравнительно высокий шест. С конца шеста свисал маленький стеклянный шар, светящийся тусклым голубым светом. Конундрум с удивлением понял, что шары светятся, потому что они были заполнены крошечными светлячками, которых они видели раньше в ловушке. Быстрым шепотом он описал Размоусу то, что тот, будучи зажатым спереди, увидел.
“Ах, да! Как остроумно!- Кендер тоже ответил шепотом. “Мы могли бы использовать их на борту лодки, когда будем нырять!”
Затем из прохода появилась пара Барсуков, ползущих на четвереньках. Они выглядели более примитивными и глупыми-и злобными-чем их прямоходящие многоголовые собратья, и каждый носил что-то вроде морды, сделанной из сплетенной виноградной лозы. Барсуки были связаны между собой чем-то вроде упряжи, к которой была прикреплена приземистая двухколесная тележка. На повозке, привязанной многочисленными веревками и ежевичными лозами, лежала огромная туша их друга и товарища по кораблю, доброго доктора Ботхи. Еще одна пара Барсуков в намордниках появилась позади повозки, таща за собой сэра Грумдиша, тоже связанного по рукам и ногам. Последним шел второй отряд Барсуков и ежей, одни несли мотки веревок, другие держали наготове крохотные серебряные арбалеты. С тяжеловесной торжественностью они пересекли пещеру и исчезли в ночном лесу.
Конундрум выскользнул из своего укрытия и бесшумно побежал к выходу из пещеры. Размоус последовал за ним, и они вдвоем выглянули из пещеры в темноту ночного леса. Казалось, вся эта пестрая компания исчезла с лица Кринна. Они выползли наружу, прислушиваясь и вглядываясь в глубокие тени в поисках каких-либо признаков присутствия своих друзей. Наконец они заметили проблеск голубого света, похожий на блуждающий огонек, плывущий вверх по склону холма между деревьями. Они двинулись вслед за огоньком, двигаясь как можно тише и быстрее в незнакомом лесу.
Не дойдя до вершины холма, они наткнулись на возвращающуюся группу Барсуков и ежей. Размоус вскарабкался на дерево, как белка, а Конундрум спрятался за большим черным валуном, поросшим серым лишайником и разросшимися кустами ежевики, увитыми незрелыми красными плодами. Первыми прошли барсуки, тащившие свои теперь уже пустые повозки, а за ними-ежи. Когда они исчезли, почти бесшумно спустившись с холма, Конундрум выскользнул из своего укрытия.
Кендер спрыгнул со своей ветки и приземлился с хрустящим стуком в листьях. “Как ты думаешь, что они с ними сделали?” спросил Кендер.
Крик ужаса, эхом разнесшийся по лесу, казалось, был ответом на его вопрос. Они остановились на мгновение, их лица посерели, когда они посмотрели друг на друга, а затем Размоус исчез как выстрел, быстро оставив Конундрума карабкаться вверх по склону так быстро, как только могли нести его ноги. Вскоре он был совершенно один в