— Ты совсем рехнулся? — громко поинтересовалась Ирма, как только почувствовала новый прилив сил для небольшого скандала. — Ты хоть понимаешь, что ты наделал?
— Конечно, — повертел он головой, разминая шею. — Я не дал тебе взять и угробить наш побег.
— Ты хоть понимаешь, что они теперь сделают с ними? — указала она трясущимся пальцем в направлении, которое ей показалось правильным, и уточнила. — С Ленаром, Эмилем и Петре!
— А ты? — спросил он раздражающе равнодушно, и это казалось какой-то циничной издевкой. Ирма не нашла, чем ответить. — Послушай, ты должна, наконец, осознать, что мы бежим не только ради нашей свободы, но и ради того, чтобы рассказать МФБ о том, что здесь произошло. Если не мы, то, получается, никто. Илья этого не хочет, а поскольку остановить нас у него уже нет никакой возможности, ему не остается ничего, кроме как сыпать угрозами. Разумеется, он будет из кожи вон лезть, чтобы казаться страшным, жестоким и беспощадным, чтобы сыграть на нашем сострадании и вынудить нас добровольно вернуться в плен. Самое лучшее, что мы можем в таком случае сделать — это как можно доходчивее объяснить ему, что его затея бессмысленна. Уверен, он сейчас волосы на себе рвет от истерики, и я бы очень хотел на это взглянуть.
— Да откуда тебе знать?! — прокричала Ирма так, что чуть не сорвала голос. — Ты просто трус, которому не терпится сбежать, и ты готов бежать даже по головам тех людей, которые сейчас там страдают ради сохранности твоей шкуры!
— Ирма, — простонал он, прочищая пальцем свое ухо. — Потише. Успокойся. Твоя смелость достойна похвалы, но есть большая разница между смелостью и глупостью, и глупость — это жертвовать собой ни за что. А именно так и будет, если мы сейчас развернемся, уж поверь.
— Ты слышишь, что ты говоришь? Возможно, их там сейчас… — нужное слово оказалось слишком громоздким, тяжеловесным и с болью протискивалось через глотку, не желая вылезать наружу, — …убивают.
— Нет, — спокойно ответил Радэк. — Не дай им себя обмануть, у этих «космических пиратов» кишка тонка. Да, они умеют грозно размахивать оружием и даже сеять угрозы, но у них есть свои моральные принципы, и они точно не опустятся до насилия без совсем уж крайней необходимости.
— Чушь! Это такой же самообман, каким вы все дружно свели Андрея в могилу!
— А ты сама-то сильно от них пострадала? Для них это не вопрос жизни и смерти, а скорее игра… ну или бокс, если угодно. Они хотят честной победы, а не жертв с морями крови, и даже когда они нас схватили, они приложили немало усилий, чтобы загладить чувство вины. Вкусно нас кормили точно по расписанию, выносили за нами то ведро из-под краски, которое они называли туалетом, и даже слово «пожалуйста» говорили. А видела, как они нервничали, когда провожали нас? Уверен, ты бы так же себя вела, будь перед тобой враг, а единственная защита от него — это пистолет, которым ты до смерти боишься воспользоваться.
— По их вине погиб Бьярне, — напомнила Ирма.
— Да, но тут не было преступного умысла. Просто они все совершили страшную ошибку и не захотели ее повторять. Они в любой момент могли нас убить или же заморозить, но не стали этого делать. Вместо этого они заточили нас в камеру. Как ты думаешь, почему?
— Чтобы завербовать нас? — с сомнением предположила Ирма и вдруг поняла, что слова Радэка действуют на нее успокаивающе.
— Возможно, но вряд ли в этом была основная причина, — поежился он в кресле. — Если помнишь, наши тела были отравлены Будильником после пробуждения, и замораживать нас сейчас было бы серьезной угрозой для нашего здоровья. Думаю, они хотели выждать, пока мы полностью не восстановимся, и лишь тогда с чистой совестью отправить нас по холодильникам. Будучи в сознании мы доставляли им массу неудобств и постоянного риска, что что-то выйдет из-под контроля, но они все равно старались о нас заботиться в той степени, в которой могли себе это позволить.
— Это все домыслы, — смущенно отвернулась она к переборке, не желая просто так успокаиваться.
— Тогда, надеюсь, тебя успокоит мой последний довод. — Радэк замолк, дразня собеседницу своим молчаливым взглядом, и Ирма быстро сдалась, развернув голову обратно к технику. — Если они и правда хотят колонизировать заповедник, то скажи мне, какой ресурс остро необходим каждой зарождающейся колонии?
— Люди?
— Вот именно. Имея при себе лишь шестьдесят семь потенциальных колонистов жизнеспособное поселение построить сложно. Им жизненно необходим каждый здоровый человек, даже если этот человек мужского пола.
Радэк был прав. Этот довод стал последним ударом, отправившим настроение для истерики в глубокий нокаут. Ирма тут же ушла в свои мысли, прокручивая в голове события последних дней. Она вспоминала, как боялась за свою жизнь и жизнь своих товарищей, пыталась очистить от ложных впечатлений каждое событие, что с ней произошло, и старалась заново осознать логику людей, которые все это время с переменным успехом сеяли страх в своих пленников.
Эмиль рассказывал о том, как Густав выстрелил ему в голову. Это был очень серьезный и недвусмысленный жест, но теперь, после убедительной речи Радэка, Ирма задумалась, можно ли было этот жест трактовать как очередное запугивание? Смотровой щиток гермошлема состоял из двух слоев: наружный был сделан из оксинитрида алюминия, а внутренний был выполнен из поликарбоната. Оксинитрид обеспечивал механическую прочность, а поликарбонат был для подстраховки на случай, если оксинитридный слой даст трещину. Если Густав действительно целился Эмилю в смотровой щиток, то можно было с уверенностью заявлять, что Густав выстрелил в самую прочную часть скафандра. Но осознанно ли? Наверняка. Ведь Эмиль жив, а значит повторных выстрелов не последовало.
— Надеюсь, что ты не ошибся, — вполголоса проговорила она, вцепившись зубами в подаренную ей надежду. — Получается, что их судьбы теперь зависят от того, как быстро МФБ разыщет наш буксир.
— Думаю, пара лет точно пройдет, не меньше, — предположил Радэк, что-то посчитав в уме. — Надеюсь, все это время Ленар с Эмилем проведут в заморозке. Ну и Петре, разумеется.
— А Вильма? — встревожено вспомнила она про еще одного члена команды. — Что будет с ней?
— Тут все сложно, — крякнул Радэк. — В нашем побеге наверняка обвинят ее. Может быть ее тоже заморозят, а может и нет. Если она действительно как-то поспособствовала нашему побегу, то лучше пусть Илья считает, что это было непреднамеренно.
— Так ты поэтому назвал ее дрянью? Чтобы Илья не решил, что она была с нами в сговоре?
— Ну
