не больше, чем живого. Меня слегка передёрнуло, когда я вспомнила то, во что в сознании Марка превратился Панкрат. Они видели его именно таким – кошмарным монстром, от которого нет и не может быть спасения. – Значит и ‘Маски’ сами никогда не остановятся, – подытожил Стас. – Остановиться, для них, значит жить в постоянной навязчивой панике. Ни спать, ни есть, бояться и трепетать, дрожать и молиться чтобы ‘папа’ на них не рассердился... Я закрыла глаза и с тяжелой грустью вздохнула. – Проще причинять боль и страдания другим, вознося, таким образом, себя если не на один уровень с отцом, то близко к нему, – добавила я. – В принципе, ничего нового, – прокашлявшись, ответил Стас. Я лишь молча кивнула. Да, он прав. Это не ново. Человеку вообще не редко свойственно унижать и угнетать ближних своих, дабы элементарно самоутвердиться и почувствовать себя более важным. От последней мысли мне стало невыносимо тяжко на душе. Что с нами происходит? В одной части света самой страшной и насущной проблемой большинства граждан – будет найти автосервис подешевле, а в другой наскрести жалких полтора доллара на черствую лепешку из водянистого теста. Одна цивилизация строится на руинах других, один мир существует на костях другого. Одни страны, потребляют ресурсов в десятки и сотни тысяч раз больше, чем другие, зачастую более густо населенные. Десятки или сотни богатеют, пока миллионы и миллиарды других с невероятной скоростью нищают, обрекаясь на никчемное и мрачное существование. Одна часть людей, на планете, может обеспечивать свою сытую, пресыщенную баснословными богатствами роскошную жизнь, лишь выжимая соки, в виде экономических ресурсов, из других людей, лишая их средств существования. Так, что же, чёрт побери выходит, что миром в принципе правят некто похожие на ‘Масок’?.. Я не знаю. Я даже не знаю, насколько я права и права ли вообще? И не является ли, всё что я думаю лишь сетующим бредом? Я не знаю... Но отчетливо понимаю, что людям необходимо будет придумать что-то новое, чтобы в будущем хотя бы большинство населения этого мира могло ежедневно позволить себе просто качественную еду, теплый дом и чистую постель. А уж если никого и нигде, в это время, ещё и не будут бомбить, не будут стрелять и резать – вообще будет замечательно. Но, пока всё это беспочвенная утопия. Люди слишком привыкли делить мир на охотников-властителей и жертв. Причем статус последних, зачастую, исключительно перманентен. Примерно, через час, когда я, к своему удивлению, даже слегка задремала, мы со Стасом были на месте – в Нефедьево. Но ещё до того, как мы въехали в этот населенный пункт, я знала, что мы опоздали... Опять. Неприметная обычно деревенька, расположенная неподалеку от автотрассы, сейчас сверкала точно новогодняя ёлка от обилия полицейских мигалок. Встревоженные жители деревни выбежали из домов и, стоя у открытых калиток ворот, глазели на многочисленные полицейские внедорожники, заполнившие все подъезды и подступы к населенному пункту. Стас плавно объехал полицейские УАЗы и аккуратно припарковался у соседнего дома – ближе подъехать было нельзя из-за машины криминалистов и других автомобилей ППС. Я увидела, как один из стражей порядка, склонившись у забора сотрясается в мучительных рвотных спазмах. А стоящий рядом соратник протягивает ему салфетку. Чуть дальше, троица полицейских, тараща глаза и качая головами, что-то оживленно обсуждали. Я задержала взгляд на правой руке каждого из них, в которых все трои держали по сигарете. Полицейские нервными, дерганными и частыми движениями подносили сигареты к губам. Их лица хранили следы недавнего тяжелого впечатления, которое им пришлось пережить. На их бледных лицах, с округлившимися глазами, нечто пугающее и навсегда пленяющее разум оставило свой прочный, нестираемый след. – Ты готова? – осторожно спросил Стас. Я перевела взгляд на дачный дом семьи Ожеровских, где должны были скрываться братья. На фоне остальных деревенских домов он выглядел необычно тускло, словно в одночасье, все наполнявшие его краски, выцвели и иссякли, обратив стены дома в некое призрачное подобие. В отличии от других, деревенских домов Нефедьево, дом Ожеровских, из темно – красного кирпича, с белыми прямоугольниками окон и застекленного балкона, выглядел... пустым, опустошенным. Как будто из него вынули, вырвали грубой рукой то, ради чего он был построен – тепло, уют и некое неосязаемое чувство семейственности. От всего этого остались только, бледнеющие на фоне серого неба, блеклые оттенки. – Ника, – вновь, уже осторожнее, проговорил Стас. – Да, – я открыла дверцу Лэнд Ровера. – Идём. Стас вышел следом, и мы направились к калитке ворот дома Ожеровских. Я поправила выбившийся платиновый локон. В момент, когда мы подошли к воротам дома Ожеровских, из него, со стуком распахнув деревянную дверь, на крыльцо вывалились двое криминалистов в белых комбинезонах. Это были не люди Ящера, по-видимому их вызвали полицейские из ближайшего ОВД. Один мужчина поддерживал другого, который, срывая на ходу с себя одноразовый белый комбинезон из спанбодна. При этом молодой мужчина, не то смеялся, не то ревел, выкрикивая: – Это невозможно! Невозможно!.. Люди так не поступают! Никто! Даже звери! Это невозможно!.. – Хватит уже, возьми себя в руки! – сурово покрикивал на него старший коллега, одновременно пытаясь поднять падающего на колени молодого криминалиста. Я перевела взгляд на Стаса, заметила, как Корнилов осуждающе поджал губы. Мне было жаль рыдающего специалиста, но в то же время я, отчасти, разделяла мнение Стаса к проявлению подобной несдержанности. Я не вправе кого-то осуждать, но если ты не готов сталкиваться с кровавыми кошмарами, которые серийные убийцы ежегодно творят по всему миру, вряд ли стоит задерживаться на должности криминалиста. Возле автомобиля криминалистической службы нам со Стасом тоже выдали белые одноразовые комбинезоны. Я сильно намучилась, пока пыталась натянуть этот мешок с плохо, но прочно застёгивающейся молнией. Ощущение было, как будто меня засунули в нейлоновую упаковку. Даже дышать стало как-то тяжелее и неудобнее, но таковы были требования для снижения вероятности появления наших следов на месте преступления или повреждения каких-либо улик. Стас молча открыл передо мной дверь, и я вошла внутрь. – Сначала я сама, – предупредила я. – Здесь и так... наследили. Я неодобрительно нахмурилась, чувствуя витающие крикливые
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
