удивлению, болела все сильнее. Чёрт... наверняка будет синяк. Вкрадчивый древесный хруст заставил меня поднять взгляд в верх. Я так и застыла. Готовый вырваться крик ужаса застрял в горле. Все тело стянула тугая судорога, я буквально примерзла к месту, где стояла. Я была не в состоянии двигаться, дышать и думать... Все, что я могла – это смотреть. Смотреть на них. Два бледных жестоко искалеченных тела, в которых трудно узнать молодых парня и девушку. Они оба были распяты на вкопанном в землю металлическом столбе и овеяны неоновым зловещим ядовито-зеленым, чуть туманным, светом. Они были привязаны и прикованы спина к спине. Их руки, ноги и шеи туго и прочно перехватывали десятки ярко сияющих неоновых гирлянд. Точно светящиеся гигантские черви или змеи гирлянды, казалось, душили два безжизненных тела в своих объятиях. Земля под ними была залита кровью. Тело несчастного Влада Неклюдова было буквально распорото и растерзано. А лицо мертвого юноши, темной кляксой, закрыв наклеенный из черной изоленты крест. Стас говорил, что такой же точно крест ‘перечёркивал’ и лицо Татьяны Белкиной. Обретя способность двигаться, прижав руки ко рту и не в силах отвести взгляд от кровавого кошмара, я пятилась назад. Шелест... похожий на тихий и печальный голос. Нет, два голоса. Я никогда с ними не разговаривала, но я слышала, как они кричали и я мгновенно их узнала. Влад и Надежда. Два любящих друг друга сердца. Две души, у которых с безжалостной жестокостью отобрали их счастье, которое они не успели даже распробовать. Два клубка воспоминаний, обреченных теперь вечность беспокойно скитаться по миру, ни кем незамеченные и никому не нужные. За страхом и ужасом, последовало чувство невыносимой горечи и сожаления. Я заплакала. Тихо, горько, тяжело. Я больше ничего не могла в этот момент, только плакать и слушать шепот голосов их воспоминаний. Я не сопротивлялась им. Стоя посреди ночного леса я вслушивалась в плачущие и смеющиеся голоса, смотрела и запоминала ‘кадры’ из пережитых лет Влада и Надежды. Вокруг меня поднялся и плавно закружился водоворот тускло сияющих пылинок. И вместе с ним в моем сознании одно за другим, замелькали десятки и сотни воспоминаний Влада и Надежды. Первые дни рождения, яркие торты, покупка велосипеда, поход с родителями в парк развлечений, просмотр мультиков, покупка котенка, первые спортивные достижение, новое платье, первая пятёрка в дневнике, яркий новый год, полет на самолёте. Первая драка, первые слёзы, первый поцелуй. Выпускной бал, вечер в клубе и рассвет... Тот самый рассвет после последнего звонка, который предвещает начало новой, необыкновенной и яркой, взрослой, жизни. Жизни, ради которой мы все, предвкушая свое блистательное будущее, так хотим скорее повзрослеть. Жизни, которой у Влада и Надежды никогда не будет. Её отобрали у них, бросили на пол и с остервенением растоптали. И так же, с необъяснимой патологической жестокостью, сломали об колено жизни родителей и близких Влада и Надежды. Воспоминания схлынули из моего сознания. Они просто закончились, иссякли. Больше не осталось ничего. Судорожно всхлипывая, чувствуя нервную дрожь и жар во всем теле, я увидела, как водоворот странных пылинок в воздухе собирается в моих руках. На моих ладонях собралась уже солидная горсть тускло серебрящихся пылинок. Они были похожи на невесомые миниатюрные осколки какой-то посуды или очень мелкие обломки чего-то металлического. Зажмурив глаза, я, поддавшись необъяснимому наитию, накрыла одной ладонью другую, сложив их ковшиком. – Я сделаю всё, что смогу... – прошептала я в ночь. – Обещаю вам... Я разомкнула ладони, чтобы развеять серебристую пыльцу, но вместо неё на моих ладонях оказались... две бабочки. Я, оторопев и лишившись дара речи, ошарашенно и шокировано взирала на них. Я плохо отдавала себе отчет в происходящем. Может быть это ещё видение? Может быть я вовсе потеряла сознание и впала в какой-то бред? Но нет. Это была реальность. Иная. Необъяснимая. Жутковатая и таинственная. Реальность... Моя, реальность. Крылья бабочек переливались оттенками лучистого серебра. Они выглядели настолько же неуместно посреди холодной мартовской ночи, насколько необъяснимыми и непонятными были мои видения. Стоило мне шевельнуться, как обе серебряно-белые бабочки почти синхронно взлетели вверх и упорхнули куда-то в ночь. А вместе с ними стихли звуки голосов моих видений и померкли в ночи, мелькавшие перед моими глазами, обрывки эпизодов двух оборванных жизней. – Простите... – чувствуя остывающие слёзы на щеках, прошептала я в пустую ночь. Я плакала и молча злилась на себя. За что? Не за то, что не помогла им, не помогла Стасу вовремя поймать двух подонков, до того, как они совершили это убийство. Это было невозможно... Я злилась на себя из-за того, что всегда моим самым сокровенным желанием было избавиться от моего проклятия. Перестать видеть эти гребанные видения! Жить обычной жизнью нормального человека! Чтобы мне не приходилось набираться сил и смелости, перед тем, как зайти многолюдное место. Чтобы мне не приходилось просыпаться в истерике и поту, посреди ночи. И, содрогаясь от ужаса, увиденного, тихо рыдать в своей постели, не смея рассказать о происходящем никому, кроме Лерки или Стаса. Я очень хотела избавиться от этой ‘уникальной’ и мучительной возможности, помогать ловить и останавливать монстров в человеческом обличии, как эти толстяки в неоновых масках. Я мечтала об этом... О простой, обычной жизни. О простой, обычной и, поэтому, счастливой жизни. И сейчас, стоя перед двумя телами замученных и растерзанных молодых людей, я почти ненавидела себя за своё желание и несбыточную мечту. Меня мучил необъяснимый стыд, болезненная совесть и бессильное сострадание. Глупо?.. Глупо, чувствовать за собой неоправданное ничем раскаяние и вину? Да... Да, наверное... Так и есть! Это полный идиотизм!.. Может я, понемногу и вовсе схожу с ума? Я смирилась со своей судьбой? Если да, то почему я не могу перестать желать избавиться от своего проклятия? Я крепко зажмурилась, быстро и протестующе покачала головой. Промозглый и холодный воздух жег мокрые от слёз щеки. Я поднесла ко рту рацию и вызвала Стаса. Я стояла спиной к Владу и Надежде, пока не увидела пробивающийся через стволы деревьев рыскающий луч фонаря Стаса. Корнилов молча подошел ко мне, положил руку на плечо, легонько сочувственно сжал. Он не спрашивал, но я знала: Стас
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)
