ждёт результатов. – Как ты? – спросил он тихо и осторожно. Я неопределенно покачала головой. Не хотелось говорить правду, и лгать тоже не хотелось. Паршиво и гадко. Разве в такие моменты бывает по-другому? Стас это знал и спросил не ради ответа, а лишь, чтобы проявить заботу. Так он пытался защитить меня. И я ему за это безумно благодарна. – Это ещё не всё, – произнесла я и, развернувшись, прошла мимо распятых изуродованных тел на столбе. Стас, помедлив ринулся за мной. По неприметной тропе, растаптывая мелкие ветки и прошлогодние листья, топча сугробы снега, мы спустились к неприметному оврагу. Он был сплошь засыпан хворостом, полусгнившими или засохшими листьями. На белых ‘облачках’ снежных кучек все это выглядело, как грязь. Стас удержал меня за руку, когда я уже хотела спуститься на дно оврага. – Ника, стой... здесь может быть опасно. – Нет,-рассеянно, но уверенно ответила я. – Откуда ты знаешь? – Они были здесь и спускались без проблем. – Неклюдов и его девушка? – спросил Корнилов, когда мы ринулись вниз по скользкому, но пологому спуску. – Нет! – звонко крикнула я. – Они... Маски... – Маски, – помолчав, отозвался Стас. Я знала, как он ненавидит разные прозвища убийц и других преступников. Корнилов, не без оснований, считал, что клички способствуют популяризации убийц и тем ужасам, которые они творили. Кто-то может сказать, что ни один нормальный человек не способен считать серийного убийцу популярным или подобным образом думать о его преступлениях. Не говоря уж о том, чтобы, не дай боже, восхищать им... Но, как насчет Теда Банди, которому поклонницы (Черт побери! ‘Поклонницы’!) писали восторженные письма в тюрьму? А за другого, такого же подонка, спятившая фанатка и вовсе собралась выйти замуж. Дико?! Невероятно?! Цинично и мерзко?! О, да... Но одной из сегодняшних бед человеческой цивилизации является неоспоримый факт смешивания и размытия представлений о добре и зле, о хорошем и плохом. А четкая граница, какая должна быть между явно черным и неоспоримо белым, размывается, превращаясь, в невразумительное и стремительно расползающееся серое пятно. Возникает вопрос. А человечество вообще когда-то соблюдало эти границы и правильные представления?.. Ведь они если и приблизительно одинаковы, то лишь для большинства. Но уж точно не для всех. Выразительное доказательство мы со Стасом только что оставили за спиной... Возможно мне показалось, но когда мы спустились в овраг, окружающий нас ночной лес как будто стих. Все вокруг как будто замерло в злорадном предвкушении. Я уже ощущала новый приступ видений. Он набегал волнами, захлестывал и норовил утянуть в омут новых воспоминаний. Переступая через многочисленные сломанные ветки, заполненные снегом и грязью ямы, мы со Стасом приблизились к центру оврага. Здесь, возле полусгнившего бревна и утопшего в почве камня, мы нашли темное выжженное пепелище. Оно было остывшим и даже чуть припорошено снегом, но... относительно свежее. Стас присел возле него, подобрал с земли палку и уныло поковырял пепел с обрывками какого-то обуглившегося трепья. Я не отводя взгляда глядела на выболевшую в теле почвы черную язву кострища. Именно сюда меня манил источник воспоминаний, именно здесь я ощущала бурный эпицентр пережитых чувств, эмоций и мыслей. Только на этот раз это были не Влад и Надежда. Это были... они. Это были их воспоминания. Наполненные гадостной и омерзительной жаждой боли. Невыносимой, для них, жаждой причинять боль и мучения. Воспоминания убийц. Они были так перенасыщены хищной и кровожадной тьмой, обитающей в темнейших закоулках человеческого сознания, что мне стало дурно. У меня подкосились ноги, в раз закружилась и заболела голова. В глазах потемнело, болезненная гадкая слабость разлилась по телу и тупая, тяжелая и давящая боль зародилась в области затылка. – Ника! – испуганно воскликнул Стас и бросился ко мне. – Всё... нормально... – стоя на четвереньках, хрипловатым голосом ответила я. – Всё... х-хорошо... Я попыталась подняться, но вместо этого завалилась на бок и мне показалось, что покрытая снегом, промёрзшая земля, словно втянула и вобрала меня в себя. Я падала и тонула. Я повисала в бездонной черной мгле и плыла в ней. Затем, надо мной, словно через водяную поверхность проступили очертания этой самой лесополосы. Изображение исказилось. Я увидела одного из толстяков, в сиреневой маске. Он не торопливо шел по лесу и снег вкрадчиво скрипел под его тяжелыми шагами. Я наблюдала за ним, словно находилась за спиной и могла выглядывать из-за плеча. Хотя в реальности, он был бы выше меня больше, чем на голову. Находясь, за необъяснимой, похожей на воду, преградой я наблюдала за действиями преступника. Я обратила внимание на его фартук-он вымок и отяжелел от пропитавшей его темной крови. Я подавила накатывающий рвотный позыв и заставила себя смотреть. Хотя внутри меня всё сворачивалось тугим клубком, а созерцание убийцы вызывало смесь тошнотворного отвращения и скручивающего душу страха, я продолжала наблюдать за ним. Как же мне хотелось, чтобы он оступился, упал, поранился... Чтобы оставил хоть что-то, что могло бы привести следствие к нему и его подельнику! Толстяк присел в центре оврага и неторопливо развёл огонь. У него все было подготовлено. Он швырнул в пламя сначала комок из одежды, который до этого нес в руках. Несколько минут вместе с чудовищем в маске, я смотрела, как сгорает в хищном пламени одежда Влада и его девушки. В этом действии я усмотрела мрачный и, даже, издевательский, со с стороны убийцы, символизм с похабным гнусным намеком. Убийцы в масках, точно так же, ‘сожгли’ и уничтожили Влада и Надежду. Точно так же, как их одежду, убийцы в масках, с пренебрежением растерзали двух, ни в чем не повинных, молодых людей. Воспоминание вдруг тронула странная рябь. Изображение перед глазами исказилось, дрогнуло. Это было похоже на помехи на экране испорченного компьютерного монитора. Я постаралась подобраться ближе, чтобы ничего не упустить. И в этот момент увидела, как толстяк в маске медленно, как будто нехотя, снимает свою темную рубашку в клетку. Он скомкал её швырнул в огонь. Из пламени тут же вырвался сноп шипящих искр. Поднявшееся на миг пламя, озарило лес желто-рыжей вспышкой, от которой шарахнулись в сторону
Вы читаете Неоновые росчерки (СИ)