С великим шиманом Оллоном?
И отозвались звери:
О великий шиман
В образе птицы сияющей Хоп!
Не в силах мы, свирепые,
Совсем тебя одолеть.
Но знай, что много нас.
Надолго тебя задержим.
Или без боя пропустим.
Ведь ты велик и знаешь, что делать.
Выбирай же, великий шиман.
Страшная битва или…
-Не надо сражений, прошептал князец Ака Ака помертвевшими губами. У всех присутствующих замерло дыхание. Оллон приоткрыл один глаз и улыбнулся.
Страшные звери, слушайте!
Сразился бы с вами охотно.
Битва была бы славной.
Трепещите, ведь я победил бы!
Но сегодня мне некогда, звери.
Цель у меня есть иная.
-Тогда плати, - хором вскричали звери.
Шиман взмахнул могучими крыльями, завис, словно в раздумье.
-Так и быть. Чего же вы хотите?
-Ты знаешь. Только жрать.
-Знаю! Получайте и посторонитесь. Дорогу!
Птица Хоп понеслась вперед, на ходу отрывая клювом куски собственной плоти, швыряя их ненасытным зверям. Те хватали зубами кровоточащее мясо и с рычанием скрывались во тьме.
Это только орон, говорил себе Ака Ака, наблюдая как Оллон на плечах своих помощников вырывает из себя все новые куски мяса. Орон, тот самый-чаалкэ, жертвенный…
Но князцу было не по себе, по лицу его катились жирные капли пота. Он, как и все, видел, что шиман не просто извлекает мясо откуда-то из-под одежды, а разрывает собственную, живую плоть. Огонь по-прежнему ревел, бросая страшные тени на багровые пятна света, мечущиеся по черным, закопченным стенам. Дым и копоть.
Путь был свободен. Невредимая птица Хоп опускалась к море. Далеко от того места, где телесно пребывал шиман Оллон. Там виднелось несколько сопок, корявый лес, стадо диких уликов бежало в долину. Откуда-то из-за леса вился дымок костра. Птица Хоп устремилась в ту сторону.
…Близился обряд к завершению. Оллон шел вкруг очага, движения его замедлялись, тише звучал голос, медленнее ударял он в бубен.
Духи-помощники, вас отпускаю.
Славную помощь вы мне оказали.
Духи парящие, невидимки,
Вольно летите теперь обратно.
Шимана вновь усадили на шкуру, замкнули уста специальным действием, раздели, очистили.
Наконец Оллон пришел в себя.
-Ну вот, - сказал он обычным голосом, - я справился. Дайте скорее мне пить чистой воды!
Ака Ака вскочил в нетерпении, но торопить не стал. Он еще не совсем избавился от наваждения и сейчас смотрел на шимана с некоторой опаской и даже восхищением. Оллон поднял голову и улыбнулся.
-Говори, - не вытерпел Ака Ака.
-Был я птицей Хоп, далеко летел, указали мне духи путь. Спустился я и сам все видел. Духи сказали правду, - Оллон устало повел головой, ему сунули жирный, дымящийся кусок мяса. Он продолжил:
-На востоке, в местности зовущейся Тарвой скрылся беглец. Скрылся вместе с охотниками Акаром и Кыртаком. Недавно Акар скрадывал улика при помощи дулды. Толкал перед собой щит на полозьях, смотрел в прорези. Удачной была охота. Теперь братья сидят у костра, жуют мясо и смеются, довольные. Твой беглец с ними. Режет мясо ножом у самого рта и хохочет. Так я видел.
Ака Ака побагровел, потом, однако, злорадно воскликнул:
-Ага, значит, я был прав!
-Истинно.
-Спасибо, Оллон. Ты самый великий шиман. Щедро тебя вознагражу!
Довольный Оллон с воодушевлением впился в мясо остатками зубов.
-Ну, теперь не уйдет, - зловещим тоном сказал Ака Ака.
Толстые губы его растянулись в яростной ухмылке.
Время шло. Высоко забравшееся уже солнце словно бы обещало: непременно, непременно придет тепло. Скоро, скоро!
Небо было таким ярким, глубоким и чистым. Невозможно долго оставаться мрачным под таким небом. Руоль невольно, хоть и редко, но улыбался иной раз, когда взгляд его устремлялся ввысь. Целую долгую зиму, целую жизнь он не видел этого неба. Полной грудью вдыхал свежий, с запахом грядущего тепла воздух, от которого уже и отвык. Столько времени втягивал в себя колючий, сухой, морозный, а вот он-настоящий воздух!
Снега сверкали, нестерпимо сверкали под ярким солнцем, вся мора была наполнена ослепительным сиянием. Выходя на равнину, Руоль надевал сурапчи, как того требовало даже название луны, - козырек с узкими прорезями для глаз, чтобы снега не поразили слепотой. Свет повсюду. Будто компенсация за всю черную темную зиму. И скоро такой внешне незыблемый покров снега загорится в этом сверкании, станет исчезать, и расколются прочнейшие льды. Снова. Как и должно быть. Освободится мора от белой зимней шубы-неравномерно, постепенно, не везде, - и замрет на время. Перед буйным пробуждением. И родится тогда эдж-великая, радостная песня.
Время шло к теплу. Перевалила за половину луна Сурапчи. Руоль поселился в Архатахе, уже освоился, пообвыкся. Он, правда, до сих пор искал лучшее место, где мог бы поставить неподвижное жилище. Осесть окончательно. Врасти в эту землю корнями печали и изгнания.
Пока он обитал на склонах Архатаха, обращенных на север. Каждый день сквозь прорези козырька смотрел на тонущую в сиянии мору. Нет, говорил он себе всякий раз, нельзя оставаться тут, видеть это постоянно. Надо уходить на другую сторону. Лучше уж смотреть все время на Турган Туас.
Но Руоль не сразу решился. Ему так трудно было окончательно порвать последнюю, призрачную связь. Он не представлял себя без этого, ему нужно было видеть мору-ее белое, голубое, золотое сияние, где глаз, теряясь в пространствах и потоках света, не мог определить никаких границ. Каждый день. Знать, что она рядом, по-прежнему никуда не делась. Грустить, глядя на нее, изводить себя, и все же вновь и вновь приходить, замирать надолго на склоне, как правило, в вечерние часы, и смотреть, просто смотреть, ничего не делая. Глупо, конечно. Архатах, в конце концов, тоже мора. И даже то, что за Архатахом-все еще мора.
Однако Руоль не спешил перебираться на ту сторону. Он охотился целыми днями, смотрел за своими оронами, готовил еду, что-то мастерил, что-то чинил. Иногда просто бродил без дела, поднимался и опускался по склонам, выходил на равнину, забирался на снегоступах в корявый лес, где и зимой, и в тепло одинаково трудно ходить-настолько переплетались стволы и выпирающие корни искореженных деревьев, напоминая чудовищно запутанную рыболовную сеть. Зимой в таких местах всегда очень много снега. Даже на снегоступах ходить тяжело, а порой и опасно. Но зверь в таких местах водится, и охота часто бывает удачной, если повезет не утонуть в сугробах и не переломать ноги.
Как-то вечером Руоль сидел на облюбованной, торчащей из снега коряге (место вокруг было уже изрядно утоптано) и в привычной тоске смотрел на мору. Солнце садилось на западе, в краю жутких болот, о которых ходят мрачные легенды, ибо там обитают духи (а кто еще может жить в таких местах?). Вся мора, ее плоские равнины, ее холмы, силуэт огромной, похожей на кочку Серой Горы на востоке, все это вдруг залилось красным светом. Нежный, мягкий покров вечернего света ложился на снега, медленно отступая, вытягивая за собой длинные тени. В этот раз вовсе
