– Да, да, превратности судьбы. Волку, привыкшему к свободе, тяжело жить в клетке.
Хадугаст сделал глоток вина и исподлобья уставился на апологета, тем самым демонстрируя, что его обществу тут не рады.
– Не сомневаюсь в твоих искренних намерениях послужить королю и Господу, – продолжал Лаутрат, не обращая ни капли внимания на грозную физиономию собеседника, – но Враг хитёр и коварен. Он находит разные подступы к человеческим сердцам, дабы сбить с пути истинного.
«К чему ты клонишь? – мысленно вопрошал Хадугаст. С приходом апологета вернулись и недавние беспокойства.
– Разумеется, «и мы должны биться с ним до последней капли крови», – коленопреклонённый процитировал отрывок из писания.
– И, тем не менее, многие сильные воины сбились с пути, соблазнившись богатством и славой. А сколько чистых сердец сгубили сладкие женские чары! Но суд грядёт, а Всевидящий наблюдает за делами и помыслами человеческими. Как оправдаться, когда предстанем пред Ним?
Хадугаст не выдержал:
– Зачем ты мне всё это говоришь?
Губы апологета подёрнулись лёгкой улыбкой:
– Мой долг наставлять людей в праведности. Каждый должен выполнять свой долг. Впрочем, не стану тебя более отвлекать от важного занятия, – Лаутрат встал и направился к выходу. – Желаю скорейшего выздоровления, сэр Хадугаст. И да, лучше направь сердце к Господу, нежели к кубку с вином.
Апологет удалился, оставив раненого катафракта в смешанных чувствах. «Он всё знает!» – Хадугаста будто молнией ударило. От наместника не укрылось ничего из происходящего в замке. Коленопреклонённый представил, как попадет в подвалы местной тюрьмы, где Лаутрат уже приготовил дыбу и клещи для допроса, и поёжился. Захотелось оказаться подальше отсюда.
Хадугаст запер дверь на засов и лёг в кровать. В груди саднило, дышалось с трудом. Речи Берхильды и перспектива завладеть замком и титулом после посещения Лаутрата выглядели уже не столь соблазнительно. Всё больше воин утверждался в необходимости бежать из Нортбриджа, и чем скорее, тем лучше.
Глава 22 Берт VI
Вершины гор спрятались в постылой серости туч, что посыпали землю мелкой, колючей моросью. Как обычно, день начался с грубых окриков надзирателей и выхода на пронизывающий ветер и промозглую сырость. Было холодно и мерзко. Очередь согбенных, полуживых заключённых потянулась к длинному дому, из окон которого несло запахом местного варева. Берт плёлся за Снеллом и Ульвом, позади шёл Ман и остальные. В их компании теперь не наблюдалось Эмета: сын виллана не пережил побоев и скончался на второй день после происшествия в верхней штольне. Фрид считал, что умереть ему помогли. По словам бывалого каторжника, тяжело занемогших и травмированных заключённых добивали: неспособные работать нужны н был.
А болели и калечились тут часто. Из разговоров Берт знал, что недавно в нижней штольне погиб человек, прибитый упавшем камнем, а пару дней назад другой заключённый сорвался с откоса, везя полную тачку. Прикованный к ней, он не смог отцепиться и полетел следом, переломав все кости. Но сам Берт ничего этого не видел: день за днём его взгляд блуждал во тьме шахты, в которой молодой каторжник проводил долгие часы с кайлом в руках за нескончаемой, надрывной работой, что тупой монотонностью вытягивала все жилы. Лишь иногда, утром или вечером, он замечал за воротами лагеря тела, сложенные для отправки к ближайшему обрыву, куда обычно скидывали трупы.
Сегодня Берту стало дурно: холод, сквозняки, плохое питание и изнурительный труд делали своё дело: организм был истощён, а силы – на пределе. Навалились озноб и слабость, да к тому же никак не заживала повреждённая рука, и это ещё больше осложняло работу. Но не он один ощущал недомогание.
– Второй день нездоровится, неужели заболел? – пожаловался утром Ман, выглядел он весьма паршиво: глаза покраснели, а на коже начала проступать странная сыпь.
– Мне тоже хреново, – вздохнул Берт, – как пережить сегодняшний день?
– Ничего, держись. Где наша не пропадала?
Среди заключённых болели многие, но всё равно люди шли в забой, пока оставалась хоть кроха сил. Тем, кто из-за болезни пропускал работу, полагался урезанный паёк, да и тот раз в день.
Сегодня утром Берта увидел, как к крепости подъезжает вооружённый конный отряд. Это случилось, когда колонну рудокопов вели к штольне. С горной тропы хорошо просматривались всадники и их лошади, плетущиеся к воротам форта.
– Зачем так много солдат? – удивился Берт.
Снелл оказался осведомлён в этом вопросе:
– С тех пор, как построили шахту, граф ожидает нападение тёмных, поэтому тут крепость и возвели. Видимо, сейчас дела совсем плохи.
– Думаешь, тёмные придут?
– А бес их знает. Если ты говорил, что они уже грабят деревни, не ровен час, заявятся и сюда.
– Нападут, – мрачно проговорил Тэлор, – рано или поздно.
Вошли в чёрный тоннель, и Берт снова оказался во тьме, запертый среди давящих со всех сторон камней. После обвала, свидетелем которого он стал, преодолевать себя стало ещё тяжелее: каждый раз, как парень ступал во мрак подземелья, на лбу выступал холодный пот, а сердце сжимал панический страх. Но, помня об Эмете и о плетях конвоиров, Берт стискивал зубы и шёл. Нельзя проявлять слабость, нельзя поддаваться страху, иначе погибнешь – эта мысль прочно засела в голове молодого каторжника. И пускай смерть рано или поздно настигнет его, главное – не сейчас, не сегодня. «А ведь Эмет спас нас тогда, – порой размышлял Берт, – сам того не ведая, отдал жизнь за друзей своих. Но кто спасёт в следующий раз?» Берт решил молиться. Он не знал правильных слов, но, как умел, обращался к Хошедару и Всевидящему, прося не дать погибнуть под обвалом. Из головы никак не выходил привидевшийся монах – что это, если не участие высших сил? «Он наверняка предупреждал об опасности, – думал Берт, – и тогда, перед тем, как нас схватили, и в это раз – перед обрушением». Эта мысль всё больше утверждалась в голове.
Сегодня работа казалась тяжелее, чем обычно: озноб и болезненная слабость превращали и без того изматывающий труд в сплошную пытку.
– Как же хреново, – убедившись в отсутствии рядом надзирателя, Берт прислонился к стене.
Фрид все эти дни работал с ним плечо к плечу. Они ломали породу в узком тупике, где едва помещались вдвоём.
– Не тебе одному плохо, – отозвался старожил, – многие болеют. Если началась лихорадка или какая другая хворь, никому несдобровать.
– Пусть лучше лихорадка, чем завал, – решил Берт, – хотя бы на свежем воздухе помру.
– Это как посмотреть… Исход один.
Время приёма пищи стало настоящим спасением: к полудню сил работать почти не
