— И ты, конечно же, следом, — саркастически заметила ворожея, чуть заметно нахмурившись. Едва порозовевшие после пережитого щеки парня вдруг залились пунцовой краской.
— Ну, она, того, — промямлил он, — позы там всякие принимала.
Ялика усмехнулась.
— Да не смейся ты! — обозлился Мстислав, замолчал и, наконец, стыдливо опустив глаза, с трудом выдавил из себя:
— У меня там… ну, ты понимаешь… будто пожар буйный разгорелся, да естество мое силой такой, как никогда прежде, налилось… И перед глазами словно пелена какая опустилась. Я с коняги слез, под уздцы взял, да с тропки и сошел… А там она, ждет-дожидается. Облик девичий скинула… Я на коня — и тикать. В два прыжка, страховидла паскудная, догнала… Коню брюхо когтями страшными распорола, меня в охапку — и к озеру своему кинулась…
Паренька передернуло от неприятных воспоминаний. Он судорожно сглотнул, помолчал и печально протянул невпопад:
— Конягу-то как жалко. Добрая скотина была.
— Ох и дурень! — Взъярилась вдруг Ялика. — Коня он жалеет. Радовался бы, что жив остался. Рассказать бы твоей Аленке. Как кобель, за бабой голой увязался. Где ж ты видел, блудоум, чтобы девица, в чем мать родила, по лесной чащобе разгуливала?
Позади них раздался сухой треск ветвей и тихий шелест листвы. Глаза Мстислава округлились от ужаса, а он сам задрожал так, что осиновый лист на ветру удавился бы от зависти.
— Вернулись, страховидлы, — моментально бледнея, пролепетал он.
Сокрушенно вздохнув и остановившись, ворожея обернулась.
— Митрофанушка, прекращай пугать, — притворно-ласково позвала она и грозно подбоченилась. — Наш сластолюбец сейчас, того и гляди, дуба от страха даст или портки намочит.
Черная молния стремительно пронеслась среди нависающих ветвей и, спрыгнув с высоты, мягко приземлилась на левое плечо ворожеи. Кот тут же принялся тереться мордочкой о шею Ялики и едва слышно промурлыкал ей на ухо:
— Они у него после купания с девицами и без того мокрые.
Строгое выражение на лице ведуньи сменилось добродушной улыбкой. Погладив умостившегося на плече бесенка, она кивнула Мстиславу:
— Вот что, друже. Нам бы на тропу выбраться, а то, не ровен час, совсем заплутаем. Места знакомые?
— А как же, — обрадовался парень, изо всех сил стараясь унять постыдную дрожь в коленях. — Я-то думал, ты знаешь, куда ведешь, а оно вот что, значит, получается… Тут до Пересеченя совсем рукой подать, еще до заката будем.
Большие города с их вечной суетой, криками и толкотней Ялика недолюбливала. Куда милее ей были вольные просторы лугов, полей или первозданный сумрак лесов. Там тебя не толкали в плечо, сбивая с ног, там не орали прямо в ухо приставучие зазывалы, предлагая купить ненужные безделицы или посетить какую-нибудь харчевню с неаппетитным варевом вместо снеди. В конце концов, там не было всепроникающего и дерущего горло печного дыма, сизыми струйками вьющегося чуть ли не из каждой трубы, а над головой вместо скатов крыш нависали величественные древние исполины могучей чащи или, и вовсе, расстилалось безграничное приволье небесных далей. Большие города даже пахли отвратительно. Отравляя воздух запахом сотен и тысяч человеческих тел, животных, испражнений и нечистот, смешивающихся в городском чреве в едва переносимый смрад, они казались ворожее чем-то вроде гигантских чудовищ, чье зловонное дыхание, едва ли не сбивая с ног, заставляло легкие съеживаться в мучительных спазмах, а сердце биться куда быстрее в отчаянной попытке насытить кислородом изголодавшуюся по нему плоть.
С каждым шагом по тесным улицам, забитым снующим, казалось, без дела людом, настроение Ялики портилось, делаясь все более хмурым и тоскливым, под стать угрюмой погоде. Обернувшийся вокруг шеи ворожеи на манер пушистого воротника меша нелюдимо позыркивал по сторонам, раздраженно помахивая хвостом. Выразительный взгляд перекинувшегося в кота бесенка не предвещал ничего хорошего тому, кто отважился бы дотронуться до его лоснящейся черной шкурки.
Мстислав же, наоборот, едва путники миновали городские ворота, приободрился. Сумрачная печать пережитого на его насупленном лице уступила место жизнерадостной бодрости.
— Пересечень — не стольный град, конечно, — воодушевленно принялся рассказывать парень притихшим спутникам, — но и у нас народу хватает. Здесь, как раз, тракт торговый проходит, поэтому и людно так. Даже с далекого севера купцы, бывает, захаживают. Недавно вот поднатужились мы всем городом, и двор купеческий построили, а рядом палаты белокаменные. Там теперича городской глава да нарочитые мужи, старцы градские, заседают.
— А скажи-ка, милый друг, двор-то постоялый есть какой? — мрачно поинтересовалась Ялика, брезгливо отстраняясь от оборванца, попытавшегося ухватить ее за подол сарафана. Меша угрожающе зашипел, недвусмысленно демонстрируя острые зубы и когти. Нищий испуганно отшатнулся и тут же затерялся в толпе.
— Есть, и не один, — не без гордости отозвался Мстислав и принялся перечислять, — «Старая Телега» Драгослава Седого. Ох, до чего же и вкусную медовуху он варит. Еще «Под дубом». Его Пересвет держит. Правда, дуба там, отродясь, не было…
Он вдруг запнулся, смущенно почесал затылок и спросил:
— Слушай, а я ведь и не ведаю, как тебя звать-то?
— Ялика, — кивнула в ответ ворожея.
— Ялика, значит, — протянул Мстислав. — А почто тебе двор постоялый? У меня и остановишься. Неужто монеты зазря тратить будешь?
— Ну, уж нет, — улыбнулась ведунья, лукаво сверкнув глазами. — Не ровен час, твоя Аленка прознает. Обоим головы не сносить. Знаю я племя наше бабское. На постоялом дворе и спокойнее как-то, да и привычнее.
Мстислав призадумался, нервно теребя отворот куртки, а потом вдруг, просияв, от души захохотал, вызвав недоуменные взгляды прохожих, и без того искоса поглядывающих на путников. Видимо, яркий цветастый сарафан ворожеи сильно выделял ее из толпы горожан, в одеяниях которых преобладали блеклые, выцветшие от печного дыма и золы тона. Да и здоровый черный кот, вольготно устроившийся у Ялики на плечах, невольно приковывал к себе любопытные взгляды.
— И то правда, — наконец произнес Мстислав, посерьезнев. — Ох, и обозлилась бы зазнобушка. Ревнивая уж больно. Ни в жисть бы не отбрехался.
Спешащая немолодая женщина налетела вдруг на не успевшую увернуться от столкновения Ялику и, от неожиданности громко охнув, выронила из рук крынку. Ударившись о землю, сосуд обреченно звякнул и разлетелся на осколки, обдав прохожих белесой волной молочных брызг. Неприятно наморщившись, женщина тут же накинулась на опешившую ворожею, гневно потрясая в воздухе кулаками.
— Ты чего это, шлында, на людей честных кидаешься? — противно заверещала баба. — Кто мне теперича за молоко пролитое заплатит? Ну, чего зенки бесстыжие раскрыла? Давай, монету гони.
— Бабушка, — начала было не ожидавшая такого яростного напора
