Боясь не успеть, ворожея неслась сквозь лесную чащобу, подобно медведю-подранку, ломая некстати подвернувшиеся ветви и продираясь через заросли плотно переплетенного кустарника. Тяжело дышащий бесенок, то ли от усердия, то ли от быстрого бега, высунул мигом пересохший язык и изо всех сил старался не отстать от стремглав несущейся девушки. Быть может, страх остаться одному, лишившись защиты перед обманутым не без помощи бесенка Кадука, прибавлял ему силы. А может — иные, неведомые никому, кроме него самого, причины подталкивали в спину задыхающегося мешу. Как бы там ни было, но бесенку удавалось ни на шаг не отставать от своей спутницы, несмотря на то что ему то и дело приходилось в отчаянном рывке перепрыгивать через поваленные давним буреломом полусгнившие древесные стволы.
Стремительный бег вдруг оборвался на берегу небольшого, начавшего постепенно зарастать тиной и осокой озерца, заполненного мутной стоячей водой, по растревоженной тошнотворно-зеленоватой глади которой расходились концентрические круги.
Запыхавшаяся Ялика, чуть не угодив прямо в неприветливые водные объятия, неподвижно замерла на берегу, тревожно вглядываясь в непроглядную муть. Не успевший остановиться меша налетел на нее и кубарем откатился в сторону. Вскочив на ноги, он тут же занял оборонительную позицию, сжав перед собой крохотные кулачки и отважно водя мордочкой из стороны в сторону в поисках коварно затаившегося где-то рядом неприятеля.
Не встретив никакого сопротивления, меша шумно с облегчением выдохнул и, подозрительно оглянувшись, спросил возмущенно:
— Ну? И где?
Требовательный жест ворожеи заставил бесенка замолчать. Будто бы силясь разглядеть в мутной воде что-то, видимое только ей одной, Ялика медленно опустилась на корточки.
— Богинки, — тут же вскочив, прошептала она с тревогой в голосе и опасливо попятилась назад, подальше от берега.
В то же мгновение вода на середине озера вспучилась горбом, нехотя выпуская из своей темной глубины мужчину, лицо которого, облепленное тиной и илом, перекосила гримаса смертельного ужаса. Перепугано оглядевшись, он, совершая рваные, судорожные движения, торопливо поплыл к берегу.
— Быстрее, — крикнула Ялика, — в воде я не смогу тебе помочь!
Услышал ли ее несчастный — осталось загадкой, но, когда следом за ним со звонкими шлепками из мутной пучины показались три отвратительные мертвенно-серые морды, отдаленно напоминающие женские, из разверстых пастей которых во все стороны торчали кабаньи клыки, мужчина, обреченно вскрикнув, стал плыть быстрее.
С отвратительным хихиканьем богинки, загребая трехпалыми когтистыми лапами, бросились догонять ускользающую жертву.
Казалось, беглец не успеет, как вдруг Ялика, мучительно выдохнув, отрывисто взмахнула рукой. С пальцев ворожеи сорвалось бледно-зеленое свечение, которое, попав в воду за спиной мужчины, растеклось широкой слабо мерцающей дугой. Богинки вздрогнули, как от удара, натолкнувшись на возникшую из ниоткуда преграду, злобно шипя и отфыркиваясь, чуть замедлились, но преодолели ее без особого труда. Впрочем, секундной задержки оказалось достаточно для того, чтобы жертва, суматошно перебирая ногами и руками, выбралась из воды и без сил рухнула у ног ведуньи. Схватив обезумевшего от страха мужчину за воротник куртки, Ялика, напрягая все силы, на которые только была способна, поволокла его прочь от берега.
С воем разочарования и ярости озерные чудовища выползли на сушу. Припав огромными вздутыми животами к земле, нелепо расставив в стороны неестественно вывернутые руки, богинки прямо как были, на четвереньках, неуверенно замерли у края воды. Потом одна из них, должно быть, самая смелая или голодная, выпрямилась, встав на ноги. С громким отвратительным шлепком обвисшие, доходящие до самого живота груди чудища размашисто качнулись. Видимо, это кошмарное, неестественное движение того, что обычно является предметом вожделения мужчин, стало для спасенного последней каплей. Он пронзительно заверещал, нещадно брыкаясь в попытке вырваться из рук волокущей его Ялики, и вдруг, судорожно ойкнув, безвольно обмяк.
Яростно сверкая мутными, с мертвенной поволокой, глазами, вытянувшаяся во весь свой немалый рост, куда выше обычного человека, богинка, с трудом проталкивая звуки человеческой речи через звериную пасть, прохрипела:
— Добыча. Наша. Уйди.
Оглянувшись, в поисках меши, которого и след простыл, Ялика упрямо мотнула головой и резким движением выхватила из висящих на поясе ножен бесценный подарок Мортуса, навсегда ушедшего в хладное царство величественной Мары. Выкованный из серебра и небесной стали клинок, в котором дремала часть силы Праотца Сварога, отрывисто сверкнул в неверном свете пасмурного дня. Сорвавшиеся с лезвия искры, будто отблески огня неземной кузницы, ярким пламенеющим хороводом медленно закружились вокруг угрожающе выставившей пред собой кинжал ворожеи.
— Попробуй забери, тварь, — коротко бросила Ялика, загораживая собой безвольно распростершегося у ее ног мужчину.
Плотоядные оскалы растянули и без того отвратительные морды богинок, превратив их тошнотворные рыла в порождения ужасающего ночного кошмара, от которого с истошным криком просыпаешься посреди ночи в холодном поту, не в силах унять пробирающий озноб. Хрипя и рыча, чудища двинулись в сторону застывшей в напряжении девушки, неспешно обходя ее с трех сторон, намереваясь, по-видимому, окружить и, накинувшись разом, растерзать нахалку, дерзнувшую отобрать законную добычу.
Ополоумев от голода и жажды крови, терзавших чудовищную плоть, одна из богинок не выдержала и молниеносно, без подготовки, прыгнула. Выставив вперед длинные костлявые руки и широко раскрыв отвратительную зубастую пасть, она попыталась дотянуться до горла ворожеи. Ялике не оставалось ничего другого, как, пригнувшись, отскочить вбок и наотмашь, не глядя, полоснуть кинжалом. Сомкнувшиеся с глухим стуком челюсти чудовища промелькнули буквально в полупяди от лица ведуньи, обдав ее смрадом разлагающейся плоти и гнилостного болотного зловония. С раздирающим уши воем кошмарное создание приземлилось чуть в стороне от Ялики сразу на все четыре конечности, но, в итоге, не совладав с инерцией, пропахало когтями длинные рваные борозды в податливой рыхлой почве и кубарем покатилось в кусты, оставляя за собой пятна дымящейся черной крови. Остальные твари вместо того, чтобы прыгнуть, застыли уродливыми изваяниями. В глазах чудовищ отразились вполне человеческие страх и удивление. А сквозь жуткий оскал одного из них на секунду будто бы проступило мертвенно-бледное девичье личико. Раненая богинка с каким-то обиженным рыком выбралась, наконец, из кустов. Зажимая лапой длинный кровоточащий порез на боку, она с ненавистью уставилась на ранившую ее Ялику, но напасть снова не решилась.
Молчаливое противостояние, длившееся, казалось, чуть ли не вечность, нарушил меша. Вынырнув словно из ниоткуда, бесенок, зажав что-то в кулачке, ловко вскарабкался на голову истекающего кровью чудовища и впился маленькими зубками ему в ухо, свободной лапкой принявшись с остервенением вырывать из головы богинки клоки спутанных волос.
Страшилище взвыло от боли. Медленно пятясь и мотая головой, оно попыталось достать лапами впавшего в воинственное исступление мешу. Но отважному бесенку удавалось ловко уворачиваться от мелькающих рядом когтей. Сообразив наконец, что происходит, богинка рухнула спиной
