Будь ты проклят всеми богами. Неужели мне ни на секунду нельзя остаться одной? По крайней мере, в этот раз он был одет. Воспоминание о прекрасном обнаженном теле заставило меня ощутить незнакомое, но приятное чувство. Реакция была непривычной, и я постаралась тут же ее подавить.
– Ждал, пока ты вынырнешь, – ответил Сорен без тени смущения. – Ты задерживаешь дыхание очень надолго.
– И сколько времени ты провел здесь, на берегу? – нервно проговорила я.
– По меньшей мере минуту, а может, и две.
– А ты не подумал, ну хоть немного: «Эй, Яннеке может до смерти испугаться, если вынырнет, а я тут свешиваюсь прямо над ней»?
– Ну, ты жива, так ведь? – заявил Сорен. – Так где ты научилась так подолгу задерживать дыхание?
Несколько секунд я хватала ртом воздух, но это скорее было результатом неожиданного появления гоблина, чем длительного погружения.
– Я ныряла… раньше.
– Должно быть, ты была в этом деле лучшей, – прокомментировал он.
– Да, я… – Я застыла с открытым ртом. Может, Сорен и был одет, зато я была голой. Стыд охватил меня, и я присела так, чтобы вода доходила до ключиц.
Собеседник смерил меня взглядом, в котором ясно читалось раздражение из-за подобного дурацкого поведения. С его точки зрения, так, пожалуй, и было. Учитывая, что все мои спутники без колебаний разделись и пошли купаться вместе, гоблинов нагота не беспокоила так, как людей.
– Руки по-прежнему болят? – спросил Сорен.
Я высунула их из воды, стараясь не демонстрировать грудь. Это было глупо, ведь он уже видел скопление шрамов и обрывки кожи, которые покрывали гротескными рытвинами то место, куда Лидиан погрузил когти, впился зубами и выжег каленым тавром, однако я не могла вынести мысли, что кто-то вновь увидит это уродство.
– Да, ужасно болят, – кивнула я, рассматривая лопнувшие волдыри и опаленную плоть. По виду гладкой бледной кожи Сорена можно было заключить, что его раны практически исцелились. Пожалуй, это был единственный положительный момент в сущности гоблинов: если держаться подальше от быстрого течения и находиться на землях Пермафроста, все заживает моментально.
– Можно взглянуть? – спросил молодой лорд.
– Зачем?
– Ты мне доверяешь? – Он с любопытством склонил голову набок.
– Неужели так необходимо снова отвечать на этот вопрос? – проворчала я, но затем со вздохом сдалась: – Ладно. – Сорен взял одну из обожженных рук в свои ладони и поднес к губам. Я отшатнулась. – Ты что делаешь?
Он раздраженно зашипел:
– Просто подожди. – С этими словами гоблин развернул предплечье внутренней стороной вверх и потянулся ртом к венам на сгибе локтя. Стоило ему прижать зубы к коже и слегка надавить, как человеческие черты начали таять: глаза стали раскосыми, а лицо вытянулось, заостренные кончики ушей показались из белых волос, а клыки росли до тех пор, пока не вонзились в руку. Я ощутила пронзившее меня с ног до головы ледяное копье. Когда я отстранилась, то заметила, что ожоги пропали.
Я удивленно осмотрела исцелившиеся раны. Не осталось ни единого шрама! Ничто не напоминало об опасностях Огненных топей. Светло-коричневая кожа была гладкой, словно ничего не произошло. Пока я любовалась чудом, Сорен проделал то же самое со второй рукой.
Закончив, он откинулся назад и с удовлетворением принялся рассматривать свою работу, самодовольно улыбаясь.
– Не знала, что ты так умеешь, – прокомментировала я.
– В каждом из нас таится множество сюрпризов, – отозвался гоблин. – Ты не все обо мне знаешь.
– Как и ты обо мне.
– Могу поспорить, что мне известно больше, чем ты думаешь.
– Беседа, без сомнений приятная, – язвительно фыркнула я, – однако некоторым из нас нужно выйти из воды и переодеться. Возвращайся к остальным.
– Это приказ? – уточнил Сорен, явно поддразнивая меня.
– Иди отсюда. – Я сердито посмотрела на него в ответ.
Молодой лорд встал, отряхнул иней и грязь со штанов, развернулся и направился в сторону чахлых деревьев, видневшихся на некотором расстоянии.
– Как оденешься, встретимся возле сожженного молнией дуба. Нужно поговорить.
Бормоча под нос бранные слова, я выскользнула на берег, отжала волосы и принялась быстро одеваться. Обернуть замерзшие ступни шерстяной тканью было невыразимо приятно, а меховая подкладка туники моментально согрела. Распущенные мокрые волосы облепили лицо и шею, пуская ручейки ледяной воды вдоль позвоночника. Я собрала их в высокий хвост, надеясь хоть так уберечь одежду от сырости.
Я посмотрела туда, куда ушел Сорен, и ощутила приступ страха. Было легко находиться подле него на территории дворца среди толпы гоблинов или в его поместье, где мы в основном упражнялись в стрельбе по мишеням. Но как только приближенные, постоянно окружавшие лорда, остались где-то далеко, все изменилось. Может, дело было в невероятно раздражавшей меня манере хозяина склонять голову набок, словно притворявшийся невинным ребенок, сотворивший шалость, или в том, как сказанное им сплелось с сотней наших бесед, когда мы перебрасывались фразами, будто стрелами. Издевательские комментарии и остроумие хорошо мне удавались. Серьезные разговоры же меня пугали.
Поэтому я внутренне собралась, придавая лицу бесстрастное выражение, и только потом направилась к Сорену в сторону обугленного деревца.
Он расположился среди корней, словно на личном троне. Дуб был хоть и чахлым, но старым, давно почерневшим от пронзившей его молнии, скелетоподобные ветви тянулись к небу. Выбеленные солнцем, ветрами и инеем узловатые корни покрывали землю, переплетаясь между собой, как клубок змей. Я присела в нескольких футах от гоблина и выжидательно посмотрела на него.
Он повернулся так, чтобы мы оказались лицом к лицу. К нему вернулась неестественная, слишком идеальная, чтобы быть человеческой, красота.
– Ты думаешь, с тобой что-то не так, Яннеке?
Я едва не подавилась, и показное равнодушие разбилось вдребезги.
– Это что, какая-то извращенная шутка?
Конечно, со мной было что-то не так. Я сидела рядом с почти самым опасным хищником на свете, вместе с ним гоняясь за священным оленем по лесам Пермафроста, спустя сотню лет услужения, которое должно было стать причиной моей гибели. Да я была самим воплощением неправильности!
– Я серьезно, – сказал Сорен, и выражение его глаз убедило меня в искренности слов.
– Да.
– Даже до того, как ты оказалась в плену?
Я поразмыслила над вопросом. Взрослея, я наблюдала, как сестры одна за другой выходят замуж и рожают детей, пока я бегаю по лесам и учусь пользоваться луком и топором, словно они являются продолжением моей руки. Когда юноши нашей деревни вкапывали шесты, означавшие начало ухаживания, в землю перед домом понравившейся девушки, я каждый раз выбегала проверить, не вырезано ли на нем мое имя. Но однажды отец отвел меня в сторону и объяснил, что этого не случится никогда. Когда долгими зимними вечерами все собирались вокруг яркого костра, чтобы послушать и рассказать истории, меня всегда сажали на самом краю, вдалеке от остальных, будто само мое присутствие было нежелательным. На протяжении длительного времени я считала, что так происходит из-за моего статуса в семье: седьмая дочь, воспитанная
