– Ты же не… – Я едва могла выговорить следующие слова. – Ты ведь не имеешь отношения к набегу на мою деревню, правда? – Ожидая ответа, мне пришлось бросить все силы, чтобы справиться с ужасом, который грозил затопить с головой.
– Нет, – тут же ответил Сорен, его глаза светились заботой. Я вздохнула с облегчением. – Когда Лидиан возглавил его, я был занят в поместье, так как получил титул лорда.
Я лишь кивнула. Ни для кого не было секретом, что юные гоблины убивали своих повелителей, когда становились достаточно сильными, чтобы занять их место. Если оставались преданные слуги, с ними необходимо было разобраться так же, как Сорен разобрался с распорядителем много лет назад. Для нового поколения путь к власти был запятнан кровью.
– Пока я добрался до деревни, она уже лежала в руинах, – продолжил рассказ он. – Так что можешь представить мое удивление, когда дядя швырнул тебя к моим ногам. – Мне пришлось отвернуться, чтобы Сорен не заметил промелькнувшего в моих глазах страха. – Я не знаю точно, что между вами произошло, и не буду заставлять говорить, пока ты сама не захочешь, – добавил он мягко, – но мне известны некоторые детали, и могу обещать, что никогда больше не позволю ему хоть пальцем прикоснуться к тебе. И что важнее, ты сама этого не допустишь.
Я глубоко вздохнула, обхватывая себя руками. Температура упала после захода солнца. В темноте ветви деревьев качались на фоне безлунного неба, словно пальцы, желавшие дотянуться до звезд. Вокруг царили тишина и безмолвие, которые нарушал лишь звук вырывавшегося из легких дыхания.
– Но почему ты не рассказал мне об этом раньше? Почему ничем не выделял среди остальных рабов? С какой стати заставлял служить тебе на протяжении ста лет, находиться в плену? – горько поинтересовалась я, чувствуя, как эти вопросы огнем жгут в груди. – Мог бы и раньше все объяснить! Почему же ты этого не сделал?
– Первоначальный план был совсем не таков. – Сорен покачал головой. – Но его сорвал Лидиан, когда похитил тебя и сделал рабыней. Ты знаешь некоторые из законов зимы, например насчет сражений и подарков. Одно из правил гласит: «Нельзя использовать преподнесенный дар противно его предназначению, если только сущность его полностью не изменится». В духе всех действий гоблинов Лидиан вручил мне тебя как рабыню, рассчитывая на твою быструю смерть. Очевидно, что он ошибся. Мне оставалось надеяться на изменение твоей природы, а потому я решил сохранить все в тайне. Даже если бы события разворачивались по плану, в любом случае пришлось бы пройти ритуал Перемены. – Он вздохнул. – А еще… Я боялся. Сначала я пообещал себе все рассказать, когда ты полностью оправишься от ран, нанесенных дядей, но так этого и не сделал. Потом ждал «следующего года», но чем дольше я молчал, тем тяжелее было поведать всю правду. Мне хотелось завоевать твое доверие, но я опасался, что мое объяснение его разрушит.
– Значит, за сотню лет ты ни разу не накопил достаточно храбрости для десятиминутного разговора? – Я сглотнула, отчаянно надеясь избавиться от подступившего к горлу кома.
– Я понимаю, что из-за моих невысоких навыков общения и страха рассказать правду ты чувствовала себя напуганной и пленной, будто запертой в стенах Хеля, хоть я никогда и не обращался с тобой как с рабыней и не считал тебя таковой. – Сорен смотрел себе под ноги, он казался пристыженным и покаявшимся. – Может, Лидиан и захватил тебя в плен и подчинил по законам зимы, однако я… Я не сделал ничего, чтобы это изменить. Только следовал заданному курсу. Этот поступок был неправильным, и ничто его не исправит, но знай: мне очень жаль.
Он был прав: ничто не могло исправить прошедших лет, и все же его раскаяние исцелило меня и затянуло надлом в моей душе. Я даже не подозревала об этом грузе, пока он не исчез, и я впервые за очень долгое время смогла свободно вдохнуть полной грудью.
Вокруг нас завывал ветер. А корни, служившие нам сиденьем, могу поклясться, начали шевелиться. Лес наполнился ночными звуками: уханьем сов, воем волков, отдаленными криками сражавшихся гоблинов. Мои мысли вернулись к Рекке и Эльвире, которые остались в лагере одни. Не удивлюсь, если последняя строит планы по моему убийству. После того как я ранила снежного барса высокомерной гоблинши, она казалась достаточно взбешенной, чтобы прикончить меня на месте.
Я опустила взгляд на руки. Желто-коричневые ладони были покрыты мозолями и старыми шрамами. Бицепсы бугрились от мышц, как и плечи, и бока. Было ли это телом человека или гоблина? Могли ли такие ладони, без труда и без крови натягивавшие тугую тетиву местного лука, принадлежать кому-то из обычных людей? Почему-то ответ на этот вопрос меня больше не волновал.
В груди стало тесно при мысли о семье: матушке, отце, сестрах. Должно быть, все они знали об ожидавшей меня судьбе, пока я с каждым днем становилась все более дикой и воинственной.
Где-то в самых дальних и темных уголках моей памяти я отыскала образы шептавшихся обо мне между собой при свете камина родителей и морозных земель, взывавших ко мне нечеловеческим голосом.
– О чем ты думаешь, Яннеке? – спросил Сорен, обеспокоенный моим длительным молчанием. – Что ты чувствуешь?
Ничего. Ни ужаса, ни гнева, ни печали. Лишь оцепенение, такое сильное и плотное, что было на грани болезненности, блокировало любые мысли, эмоции и реакции. Только равнодушный интерес, было ли мне это предначертано судьбой, и понимание: да, так оно и было.
– Я не знаю, – отозвалась я. – Пока не могу сказать.
То, что я родилась на границе Пермафроста и несла его холод в крови, имело смысл.
Сорен протянул руку и поправил выбившуюся прядь моих волос, мимоходом дотронувшись кончиками пальцев до щеки. Это прикосновение пронзило меня, словно разрядом молнии, но в кои-то веки ощущение не являлось страхом. Он считает, что таким образом сумеет завоевать мое доверие. Нужно было отдать гоблину должное за попытки достучаться до меня человеческими методами.
– Ты уже заслужил мое доверие, – сообщила я. – Можно больше не стараться так усердно.
– А вдруг мне просто нравится прикасаться к тебе, – с вернувшейся на лицо ухмылкой поддразнил Сорен.
– Мне кажется, ты заболел: слишком уж много улыбаешься. – Мое предположение было лишь наполовину шутливым. Чистая правда: за проведенную подле молодого лорда сотню лет я никогда не видела, чтобы он так часто улыбался.
Его выражение лица тут же превратилось в привычную нахмуренную застывшую маску. Беседа на несколько минут сошла на нет.
– Я на самом деле превращаюсь в гоблина? – наконец я прервала молчание.
– Твоя кровь связана с той же энергией, что и моя, так
