Я глубоко вдохнула. Продолжать существование. Напев полыхавшего внутри меня пламени становился все громче, все притягательнее. Существовать. Существовать. Существовать.
– Тогда зачем ты взял меня с собой на Охоту? Ты обманул, когда рассказывал о причинах?
– Я желал, чтобы ты приняла свою судьбу, однако… – Из-за нерешительности он сделал паузу, острые зубы прикусили нижнюю губу. – Однако избрал неверный путь для этого. Нужно было рассказать тебе правду с самого начала, вот только я не знал, как это сделать. Чем дольше я откладывал беседу, тем тяжелее становилось ее начать. Я боялся. Прости меня.
Я застыла. Не думаю, что Сорен когда-либо за что-то извинялся. Не представляла, что он вообще понимает саму концепцию раскаяния. И все же он просит прощения второй раз за неполные пять минут. Может, он и в самом деле болен.
– Что собираешься делать теперь? – спросил едва различимый в темноте гоблин.
– А есть ли у меня выбор?
– Всегда, – пообещал он.
– Я обладаю лишь иллюзией выбора, Сорен, а не реальной свободой воли.
– Ты снова права. Приношу извинения, с моей стороны было нечестно такое говорить. – Он опять опустил взгляд, словно испытывая угрызения совести. – В этот раз я приношу обет: у тебя всегда будет возможность выбирать. Пред тобой открыты все пути и возможности. Да обрушится на меня гнев небес, да поглотит меня море, да разверзнется подо мной земля, если я нарушу данное обязательство. Покуда я жив, клятва моя нерушима.
Когда Сорен произнес ритуальные слова древнего обещания, воздух прорезала молния.
– Значит, мы теперь на равных, – сделала вывод я с тенью улыбки на губах. – И что дальше?
– Насколько я понимаю, ты можешь уйти. Освободить тебя от наложенных связующих чар будет невероятно сложно, и это может даже убить тебя. Поэтому я предлагаю подождать завершения Перемен, и узы сами исчезнут. Если ты останешься в живых, то сможешь вернуться в мир людей. Нужно будет уехать как можно дальше от Пермафроста, туда, где границу и выжженные земли считают простой сказкой. С накопленными тобой силами тебе, вероятно, придется оставить охоту навсегда, иначе это непременно привлечет других гоблинов. Однако ты получишь шанс прожить нормальную человеческую жизнь. Влюбиться, завести семью и сделать то, что ты не могла даже в своей собственной деревне. Либо… либо ты можешь остаться здесь…
– И превратиться в гоблина и стать одной из вас, – закончила я последнюю фразу.
– Таких, как ты, больше нет и не будет, Яннеке. Девушка с человеческим сердцем, но гоблинской кровью. Я не представляю, какой выбор сделает тебя счастливой, а какой заставит страдать. Но знаю наверняка: нельзя продолжать разрываться между двумя мирами, это сведет тебя с ума.
Спокойствие, царившее в душе, пугало меня, я должна была испытывать бурю эмоций, сомневаться. Боль должна была обрушиваться ледяными осколками, а отчаяние засасывать, словно топь. Ненависть, страх и ярость должны были переполнять меня. Но все, что я ощущала, – лишь спокойствие и уверенность, прочно угнездившиеся в сердце, как остров, переживший невиданный шторм.
Я могла уйти. Могла покинуть Пермафрост и отправиться куда захочу, вернуться к тому, что было до плена, найти деревушку Эльвенуле, узнать, что осталось от семьи. Либо добраться до любого другого поселения, далеко-далеко от здешних земель, и обосноваться там, заново привыкнуть к человеческому обществу. Влюбиться, завести семью. Запереть воспоминания о стране гоблинов в самом дальнем уголке сознания и никогда больше об этом не думать.
И все же живая магия Пермафроста грохотала у меня под ногами, словно землетрясение, а следы добычи стояли перед глазами ясно, как при свете дня. Насекомые завели свою неумолчную ночную симфонию, и я могла различить каждую из их партий, расслышать вдалеке перекличку саблезубых котов и вой ужасных волков. Холод нежным материнским прикосновением ласкал плечи, а темнота вокруг была приятной, будто толстое одеяло.
Это место может стать моим домом, если я захочу, если приму его суровую, хоть и жестокую красоту. Если же я решу покинуть Пермафрост, то придется оставить и мысли об охоте, тем более с применением способностей, какие мы использовали в погоне за оленем. Никогда шепот деревьев и язык всех живых существ больше не будет мне слышен. Но если я останусь, то велика вероятность попрощаться с человечностью. Граница между счастьем и удобством, страстью и безопасностью была так тонка!
– Я не знаю, что предпринять, – наконец призналась я. – Мне нужно подумать.
– Решение нужно принять как можно быстрее, – откликнулся Сорен, поднимая голову к темным безлунным небесам.
– Это не просто решение… Я не хочу становиться…
– Монстром? – оборвал меня он. – Помнишь, что я говорил об этом? Все мы в той или иной степени монстры, Яннеке. Каждый является для кого-то добычей. Но это не означает, что мы – зло во плоти. Я всегда считал, что чудовищем становится только тот, кто не осознает последствий своих поступков. – Сорен слабо улыбнулся. – И почти уверен, что ты не относишься к тому типу личностей, которые забывают: ничто на свете не достается даром.
– Да ты философ! Кто бы мог подумать, – поддела я.
– Не буду лгать и утверждать, что некоторые из гоблинов не являются монстрами. – Лицо собеседника исказилось в гримасе отвращения. – Но это же можно сказать и о людях.
Я вздрогнула, когда ледяной ветерок всколыхнул мои по-прежнему влажные волосы.
– Пожалуй, нам пора возвращаться в лагерь.
– Ты вся дрожишь. – Сорен согласно кивнул. – Кроме того, мы же не хотим дать Эльвире повод подумать, что на нас напали и сразили, верно?
– Нам чрезвычайно повезло. – Я вспомнила драку с Хелкой и человеческими охотниками, бешеную скачку наперегонки с обрушивающейся за спиной землей, несколько найденных трупов – все это покажется цветочками, если нам придется сражаться с более крупным отрядом преследовавших оленя и желавших отобрать наши гоблинские силы.
И все же в какой-то момент нам придется с ними встретиться, ведь мы заходили все дальше и дальше на территорию Пермафроста в погоне за волшебной добычей. И это не говоря уж о том, что рано или поздно союзу с Эльвирой и Рекке придет конец. В Королевской Охоте мог быть лишь один победитель.
Мы побрели через темный лес в сторону лагеря. Сорен шел впереди, так как зрение у него было намного острее и он быстрее мог различить малейшие детали, незаметные мне. Я пробиралась следом и взвешивала беспокоивший меня вопрос, размышляя, стоит ли его задавать. В конце концов я решилась:
– Когда мы вступим в противодействие с Эльвирой и Рекке?
– Что? – Сорен резко обернулся, и его фиолетовые
