Яркий свет керосиновой лампы резанул по глазам и осветил мою темницу. Я сощурилась и услышала звук шагов, медленно приближавшихся ко мне. Затем раздался шорох одежды и кто-то сел рядом со мной.
– Яннека, – позвал Лидиан. Я всхлипнула. Что ему было от меня нужно? Неужели он до сих пор не понял, что мне нечего ему больше дать? – Яннека, – более настойчиво произнес он, и я посмотрела на него. Гоблин наклонился ко мне, и его золотистые волосы рассыпались по плечам. В свете лампы его зеленые глаза таинственно мерцали. – Доброе утро. – С этими словами он сжал затянутой в перчатку рукой мой подбородок и заставил повернуть голову, изучая синяк на щеке. – Мне кажется, это не моя работа.
– Верно, – подтвердила я.
– Сюда никому не дозволено входить, кроме меня, – удивленно изогнул бровь мой мучитель, а потом посмотрел на короткую цепь сковывающих мои запястья кандалов. – Мне сложно представить, что ты сумела причинить себе вред.
– Тогда не стоило оставлять ключи охраннику, – процедила я и сплюнула. На полу осталось красное пятно.
– Придется принять соответствующие меры, верно? – вздохнул он, укоризненно поцокал языком и обвел собственническим взглядом мое замерзавшее, окровавленное тело, заставив меня вздрогнуть от омерзения. – Ты принадлежишь мне и только мне. Пожалуй, следует напомнить ему об этом.
Я нервно сглотнула, испытав приступ дурноты от мысли, что подобное «напоминание» может означать для охранника. Нужно было держать язык за зубами. Не следовало ничего говорить.
Лидиан выпустил мой подбородок, и я отвела глаза. Он же продолжал рассматривать мое тело, изучая каждую нанесенную им царапину и синяк, каждую рану и порез, сочившиеся гноем и кровью. Некоторые из них были такими глубокими и зараженными, что я почти не чувствовала боли. Однако истязатель тщательно следил, чтобы ни одно из повреждений не оказалось опасным для жизни. Он хотел, чтобы я страдала, но смерть не входила в его планы, так как означала потерю любимой игрушки. Оттянув рубашку, гоблин дотронулся до искромсанной правой груди, если можно было еще так назвать месиво на ее месте.
Затем он убрал руку и потянулся к мешку, висевшему на плече. Я вздрогнула, когда Лидиан с довольным видом принялся в нем копаться.
– А теперь, – весело улыбнулся он, – мы сыграем в игру, хорошо? – Я лишь кивнула, с трудом сглатывая подкативший к горлу ком. Он поводил у меня перед глазами куском твердого сыра. – Ответь, что делает тебя такой особенной? Расскажи, почему ты постоянно появляешься в огне? Поведай мне свой секрет.
Я задрожала, и цепи кандалов зазвенели в унисон. Он снова нес полнейшую бессмыслицу, а когда подобное происходило, ему ничем невозможно было угодить.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – уже в сотый раз ответила я ненормальному гоблину.
– Я понимаю, что тебе страшно. – Он провел большим пальцем по моей щеке. – Но если ты мне все расскажешь, мы сможем это предотвратить. Мы позаботимся, чтобы этого никогда не случилось.
– О чем ты? – Слезы потекли по лицу, и я взмолилась любому божеству, готовому меня выслушать: «Пожалуйста, помогите мне. Заберите отсюда и отнесите в любое другое место. Только подальше отсюда». Глазами я помимо воли следила за едой. Я не ела так давно, что даже перестала ощущать муки голода.
– Давай поступим так, – наконец предложил Лидиан, пряча сыр в кулак. – Мы с тобой дадим знать тому охраннику, кто кому принадлежит, а потом, когда все сполна выучат свой урок, ты сможешь поесть.
Я закрыла глаза, из которых по-прежнему текли слезы, и услышала, как замок на двери снова лязгнул, впуская внутрь кого-то еще. Пахший огненной водой незнакомец прошептал что-то на грубом гоблинском языке. Затем последовал короткий вскрик, звук разрывающих плоть когтей и стук упавшего на пол тела. Рядом со мной раздались знакомые шаги, и, заметив, что Лидиан возится с пряжкой ремня, я усилием воли соскользнула в забытье.
* * *Одно за другим чувства понемногу возвращались ко мне. Пепел и железо обжигали даже сквозь одежду, сквозь кожу. В воздухе витали запахи крови и смерти, с мускусным оттенком какого-то большого животного.
Самая сильная боль из тех, что я когда-либо испытывала, пронизывала все тело. Ничто не могло сравниться с этой невыносимой агонией. Ничто. Ни проникновение в меня чужой силы, ни действие яда никса, ни бесконечные избиения и изнасилования, ни порка кнутом. Меня словно рвали на части изнутри, и все органы болели так, будто превратились в кровавое месиво. Я задыхалась, легкие нестерпимо горели, а по глотке расплавленным оловом тек огонь, опаляя и выжигая, приковывая к месту и не позволяя заговорить или даже закричать.
Помимо пепла и железа рядом со мной виднелись три сгустка: коричневый, серебристый и черный. Я различила их помутившимся зрением. А еще кто-то беседовал с этими сгустками, как с живыми существами.
Поначалу я старалась оставаться в сознании, чтобы разобрать слова, однако боль каждый раз утаскивала меня в пучины страданий. Каждая клеточка тела будто умирала своей собственной смертью: от отравы, от разложения, от ожога. Уверена, что со стороны сейчас я выглядела как лужа крови со сваленными горой внутренностями.
– Разве ей уже не должно становиться лучше? – Я различила знакомый обеспокоенный голос сквозь звон в ушах.
«Узы были очень сильны. Скоро все пройдет. Пока же ей очень больно», – прохладным потоком проникли в мое сознание чужие мысли. Бреки. Значит, знакомым голосом говорил Сеппо, а остальные волки сидели рядом, и именно их я приняла за разноцветные сгустки. В груди разлилось тепло, но в отличие от боли оно не обжигало, а потому я уцепилась за это чувство. Я попыталась позвать друзей, но смогла выдавить только придушенный хрип.
Ладонь Сеппо тут же легла мне на плечо.
– Скоро все закончится.
Что именно? Охота? Наверное, Лидиан и Сорен дерутся насмерть прямо в этот самый момент. Сердце болезненно сжалось. Он обещал не оставлять меня!
Солнце висело над горизонтом, похожее на огненный шар. Бреки положил свою огромную голову мне на грудь, его густой мех согревал не хуже одеяла. Когда стемнело, боль тоже постепенно померкла и превратилась в пустоту, словно кто-то вырвал орган, о котором я раньше и не подозревала.
С помощью волка я смогла приподняться и сесть. Завидев меня, Сеппо выпрямился на своем месте, где он лежал, прислонившись к Хреппиру, который, в свою очередь, шевельнул ушами и глухо застучал хвостом по земле. Ликка же так и осталась стоять с опущенным хвостом, глядя в сторону.
– Я пыталась его спасти, – тихо прошептала я. Волчица заскулила
