Сорен был мертв. Сорен был мертв. Эти слова эхом раздавались в моей голове, повторяясь снова и снова. Сорен мертв. Сорен мертв. Сорен мертв. Но это было невозможно. Я бы почувствовала.
Лидиан ухмылялся, наблюдая за моими страданиями, явно отразившимися на моем лице. По телу разлилось безразличие, и я обмякла, перестав сопротивляться. Длинную секунду я не ощущала ничего, кроме отчаяния, боли и пустоты в груди. Затем им на смену пришла ярость, и я взвилась, изо всех сил ударив безумному убийце кулаком по носу. Опять послышался мерзкий хруст, и из перелома потекла черная кровь. Сорен был мертв. Я поняла. Но сейчас было неподходящее время его оплакивать. Нужно было помешать Лидиану заполучить силы оленя, а если не выйдет, то сражаться, но не даться ему живой.
Горы обрушатся в море прежде, чем я снова позволю ему взять меня.
Пока сумасшедший гоблин зажимал сломанный нос, мне удалось вывернуться и поползти к умиравшему животному. Однако сильная рука перехватила мою лодыжку и отдернула назад. Затем я оказалась прижата к земле коленом.
– Ты действительно не понимаешь? – зарычал Лидиан, и его безумные зеленые глаза подернулись пеленой. – Все кончено! Он мертв. Этот мерзкий выродок больше никогда не…
Он резко замолчал, удивленно глядя на дыру в груди, откуда с бульканьем полилась кровь. Мой мучитель повалился на землю, хватая ртом воздух и противно хлюпая.
Надо мной стоял Сорен, сжимая в руке медленно трепыхавшееся сердце дяди. Затем оно выпало, а следом за ним рухнул на колени и молодой лорд. Он был с ног до головы покрыт ожогами, а его длинные волосы наполовину обгорели и теперь доходили лишь до плеч, одежда превратилась в лохмотья, пропитанные черной кровью, которая сочилась из миллиона порезов, тысяч волдырей и сотен глубоких ран.
Полумертвый Лидиан переводил взгляд с дыры в груди на меня и обратно. Потом он приоткрыл рот и схватил меня за ногу. В сознание проникли чужие мысли, и я вздрогнула от страха. «Что случится, когда змей перестанет кусать себя за хвост?» В последнюю секунду перед смертью его глаза прояснились.
– Что случится? – прошептал он напоследок и затих.
– Он всегда слишком много болтает. – Сорен тоже упал на землю, тяжело дыша.
На небе полыхали зарницы от поднимавшегося солнца и догоравшего пожара. Вдалеке кто-то окликал нас по имени, но звуки едва достигали моего сознания. Все, о чем я могла сейчас думать: белый олень умирал на границе миров от руки Лидиана. Который теперь мертв. В разум снова яркой ослепительной вспышкой ворвался тот голос, и я заставила себя проигнорировать вопрос Сорена и поползти к священному животному. Неважно, что нанесший смертельную рану гоблин погиб. Титул короля не перейдет ни к кому другому, а олень умрет окончательно, и баланс сил навечно будет нарушен.
У меня перед глазами замелькали картины возможного будущего: черный снег летом, красный и обжигающий лед зимой. Человеческие младенцы с рогами, темные альвы с двумя головами и гоблины, не способные накапливать силы. Морская вода, текущая к небесам, рушащиеся горы, затихающий вой волков, и крики всех живых существ, проносящиеся над землей, словно песнь проклятых. Корабль из людских ногтей, отчаливающий от пристани, и змей, снова и снова кусающий себя за хвост в бесконечном цикле. Что случится, когда змей перестанет кусать себя за хвост? Издевательский голос Лидиана преследовал меня даже после его смерти, загадывая мне последнюю загадку, ответ на которую знала только я.
Я наконец подползла к белому оленю, и наши глаза встретились. Его темные очи были одновременно и молодыми, и древними, они принадлежали существу вне времени. Его голос, глубокий и успокаивающий, звал меня, и я без колебаний укрыла его тело своим, когда серебристый поток света перелился и потек по границе миров.
22. Белый олень
Когда я открыла глаза, то оказалась уже не на обгоревшей и покореженной битвой земле, а на снежном покрывале. Воздух же был морозным и чистым, его свежесть смягчила мои горевшие легкие. Одежда была порвана в клочья, а оружие давно пропало, однако я не испытывала страха. Я смело поднялась на ноги в центре поляны, не таясь от посторонних взглядов.
Несмотря на снег, из почвы пробивались зеленые побеги, а на деревьях шелестела листва. Из густого, здорового леса доносились пение птиц и журчание ручейка.
И тут я заметила его. Грациозное животное стояло в горделивой позе без малейшего намека на раны, нанесенные рукой Лидиана. Я побежала к оленю. Он был жив! Миру ничего не угрожает. Сорен будет в порядке. И тут я резко остановилась, наткнувшись на печальные глаза священного существа, словно на стену.
Оно опустило голову к заснеженной траве, и я проследила за его взглядом, с удивлением обнаружив, что смотрю на собственное тело, распростертое на обожженной земле. Сорен тяжело дышал, пока магия Пермафроста заживляла его раны. Сеппо стоял на коленях возле моей безжизненной оболочки, тряся ее за плечи и что-то выкрикивая. Я не могла разобрать слов, но на лице полукровки явственно читалась гримаса боли и отчаяния. Мне хотелось коснуться его и заверить, что со мной все в порядке, но я могла лишь стоять в стороне, пока он рыдал. Сорен тоже собрался с силами, чтобы переползти через тело оленя, и присоединился к Сеппо, умоляя меня очнуться.
Теплое дыхание коснулось моей щеки, когда священное животное подошло ближе. «Ты прошла через многое, дитя. Спасибо».
– Я не понимаю, – произнесла я, касаясь белоснежной шкуры у него на боку, где раньше находилась смертельная рана. Олень не отстранился, а лишь спокойно смотрел на меня. – Ты в порядке, все зажило. Так почему ты не воскресаешь? Разве не ясно, что без твоего присутствия все разрушится? Я видела это.
Он медленно моргнул, на длинных черных ресницах налипли снежинки. «Смотри дальше».
И сознание снова затопила череда образов. Посредине пустоты, окруженной со всех сторон деревьями, светло-коричневая лань родила белоснежного олененка. Она подтолкнула детеныша носом, и он протяжно вскрикнул, когда его нежной, тонкой шкурки впервые коснулся холод окружавшего его леса, а затем он неуверенно поднялся на подгибавшихся ножках. Олененок с матерью проследовали из пустоты в заново сотворенный мир.
Прошли годы, и детеныш превратился в молодого оленя с пушком на рогах. Белая шкура сияла на солнце, от копыт – при каждом шаге оленя – распространялась жизнь и впитывалась в землю. Стук его копыт был биением сердца мира.
Прошло еще множество лет, и из той пустоты, где был рожден олень, появились новые существа: люди со слабыми телами, но мощным разумом; обычные животные с когтями и клыками; и, наконец, волшебные создания – линдвормы и великаны, темные альвы и гоблины. Добрые,
