Молодой олень бежал по Пермафросту от преследовавших его гоблинов, едва касаясь копытами заиндевевшей земли. Затем он умирал и возрождался снова и снова, продолжая бесконечный цикл. Вплоть до этого момента.
Я посмотрела на священное животное, чье дыхание в морозном воздухе тут же превращалось в облачка пара.
– Я не понимаю, что ты хочешь мне сказать. – Мой грациозный собеседник фыркнул, закрыл глаза и осел на колени. Я склонилась над ним. – Послушай, ты не можешь умереть! Просто не можешь! Только не сейчас!
«Граница миров была тем местом, где я родился, – снова раздался в моем сознании древний мудрый голос. – И именно здесь мне предназначено умереть. Мое тело слабеет. Мы оба это знаем: так все начиналось, и так все закончится».
Я вспомнила мерцание черных, наполненных сожалением глаз Доннара и свечение серебристого мха, а потом начала повторять его слова: В течение тысяч и тысяч лет ты сидел подле своего трона, глубоко вросший корнями в землю. Спустя тысячи и тысячи лет эти корни были вырваны и уничтожены. Тысячи войн отгремели во имя твое, тысячи смертей преподнесли тебе в дар. И каждый раз тебя вырывали из земли, и каждый раз ты вырастал еще более сильным, чем прежде. Однажды корни твои распространятся по всему миру, и, когда это случится, они станут якорем, который удержит его на месте.
«Ты сможешь принять эту ношу?» – Белый олень заглянул мне в глаза.
Я заморгала, пока значение его просьбы медленно проникало в мое сознание. «Не завидую я тебе, дитя», – сказал тогда темный альв на прощание. Может, это и не было бредом сумасшедшего существа, которое никогда не видело света.
Закрыв глаза, я ощутила твердость семян в кармане и постаралась закрыться от потока воспоминаний, водоворотом закручивавшегося внутри меня. Эти мысли не принадлежали мне. Картины бесчисленных смертей и возрождений, картины долгой жизни подле короля гоблинов и ощущение той крепкой связи, формировавшейся между двумя существами, подобной любви к члену семьи, а также боль от его смерти и потеря сил. Картины поиска кого-то достойного, пока тысячи недостойных заняты бессмысленной погоней.
«Он достоин, – услышала я слова оленя. – Как и ты. Неужели ты думаешь, что любому, кто был рожден на границе миров, под силу подобное?»
– Но как я могу считаться достойной? – Мои руки тряслись, но я даже не пыталась унять дрожь. – Достойной… такого?
«Ты воплощаешь гармонию и хаос. Вмещаешь тьму и свет. Они разрывают тебя напополам, заставляя делать выбор, но ты не поддаешься. Ты будешь всю жизнь брести по границе между мирами и инстинктивно ощущать тех, кто достоин твоего уважения, твоей мантии».
– Но я не хочу… быть порабощенной, – выплюнула я. – Никем. Даже Сореном.
«Ты думаешь, я был рабом? – издал олень тихий звук, подозрительно напоминавший смешок. – Считаешь, что я не обладал мощью? Наоборот, все силы принадлежали лишь мне, а король гоблинов их только заимствовал. Когда же я считал его более недостойным, то немедленно покидал, оставляя лицом к лицу со смертью. Я самое могущественное существо на свете».
Я сглотнула. Его слова имели определенный смысл с точки зрения баланса сил, однако сложно было взглянуть на ситуацию его глазами. И все же, стать белым оленем? Служа источником мощи для Сорена и тех, кто придет после его смерти? Жить вечно, пока не наступит срок погибнуть на границе миров и кто-то или что-то не займет мое место? А если этого никогда не случится? Продолжать существовать, бежать, умирать и восставать? Судить считавших себя богами созданий по людским меркам? Доказывать им, что прежде они были слабы, как новорожденные оленята?
– Это того стоит? – задала я глупый вопрос. Равновесие миров, распределение сил между всеми живыми существами – моя жизнь не имела никакого значения по сравнению со всем этим.
Когда я увидела оленя во дворце короля гоблинов, то сочла его символом рабства. Это было так давно, что казалось отголоском другой жизни. Нет, подобная судьба не казалась мне унизительной, только пугающей. Даже сейчас, стоя на заснеженной поляне между мирами, я была близка к панике, дрожа от осознания важности стоявшего передо мной выбора. Я могла получить власть выбирать правителя самой опасной расы в Пермафросте, власть решать, кто достоин получить принадлежавшую мне силу, власть создавать королей и лишать их трона.
В груди поселилось странное чувство, будто сердце было раньше заморожено и лишь теперь начало биться.
«Мне всегда предназначалась эта судьба, так ведь?»
Я не ожидала, что олень ответит на мой мысленный вопрос.
«Только ты сама можешь это знать, дитя. Понимаю, что будущее может пугать, да и выбор совсем не простой. Но решение за тобой: кому править и жить, а кому умирать, кому охотиться, а кому – исправлять ошибки и исцелять. Тебе решать».
– Почему тогда ты позволил Лидиану убить себя? – выкрикнула я, и голос эхом отразился от пустых небес. – Как ты мог разрешить подобному монстру вогнать себе клинок в сердце?
«Он был достойным по-своему. Но теперь он мертв, как и я, и если бы не появилась ты, то мои силы тоже бы растворились. Но ты пришла, как и было предначертано. Мир, который склонялся передо мной, уже в прошлом, теперь наступает твое время. И с каждым твоим вздохом земли оживают, так что мощь твоего избранника невозможно отрицать».
Я слегка улыбнулась. Силу Сорена невозможно было отрицать. Как и мою собственную. Если я смогла дать ему власть стать королем гоблинов, то сумею продолжать это делать. А когда срок его правления подойдет к концу, через тысячи лет, я справлюсь и с этим, и он примет свою смерть, как я приняла новую жизнь. Именно в этом заключался смысл Охоты: слабые черпали мощь от сильных, а старое уступало дорогу новому. Как земля становилась вдвойне плодороднее после сильного пожара. Я вспомнила запавшие глаза прежнего короля. Когда ему перерезали глотку, он погиб умиротворенным.
Именно такова была моя судьба: стать не гоблином и не человеком, а существом, которое бредет по границе миров и выбирает лучшее и худшее от каждого, решая, каким путем следовать. Мне было предназначено бежать вместе с ветром и сражаться вместе с огнем. Мне было предначертано быть спокойной, как вода, и прохладной, как земля. Я была тьмой и светом, гармонией и хаосом. Я не была ни гоблином, ни человеком,