А и мы не лыком шиты: к сороковым, на базе еще довоенных разработок, в московских лабораториях был составлен полный и наиболее точный из всех существующих ранее КМИ-словарь (или словарь «обратной связи») – огромный корпус соответствий между любым психофизическим актом человека и сигналами его мозга. Как-то раз Дмитрий Антонович, в составе экспертной комиссии, смог оценить на практике работу этого словаря – при испытаниях первой модели МРТ-шлема. Заявленный как портативный, он оказался кондовой тяжеленной бочкой – не всякий атлет смог бы сделать хоть шаг с такой балдой на голове. «Наши ученые создали лучшие в мире неинвазивные телепатические шлемы! Инновационная модель! Аналогов нет!» – с утра до вечера захлебывались восторгом новости. По всем каналам крутили военную рекламу: идет бой, сквозь обгорелые, дымящиеся колоски бегут солдаты, на голове у каждого – что-то вроде архиерейской митры, только без шитья, зато с какими-то дредами-проводами, как у Хищника в фильме «Хищник». Следующий кадр, в стиле микросъемки: внутри проводов течет некая флуоресцирующая субстанция – и вот она уже длинными нитями оплетает воздух, несется за тысячи миль – снова вливается в какие-то провода, и оттуда – на экран компьютера, в который уставился зорким оком весь Генштаб. Генерал Армии (актер, похожий на генерала Пацука), мудро щурясь в усы, отдает команду. Следующий кадр: солдаты в запыленных «митрах» устало, но триумфально бредут сквозь золотое колосящееся поле. У них закопченные лица. Крупно: ослепительный блик солнца на кресте «митры». Крупно: веселые глаза старшины, в которых видна сила мысли. «Приказ выполнен!», – силой мысли докладывает он Генштабу. Чепуха неимоверная, одним словом.
И все же МРТ-шлем был шагом вперед по сравнению и с менее точным, дающим слабое разрешение, ЭЭГ-шлемом, и с идеально точным электро-кортикографическим шлемом, который всем бы был хорош, если бы не один маленький недостаток: чтобы надеть его на голову, требовалось снять с этой головы крышку черепа. Для опытов над преступниками и обезьянами – метод как метод, используется до сих пор: прямо сейчас в Лаборатории Памяти находятся двенадцать обученных амслену шимпанзе, каждая – с оголенным мозгом, облепленным сеткой датчиков. Но в бой с распиленной черепной коробкой не побежишь – это даже для канала «Портупея» не сюжет.
Впрочем, ему не было дела до всей этой военно-полевой кухни. В тот далекий день, двадцать лет назад, наблюдая эксперимент с «лучшим в мире инновационным телепатическим шлемом», он думал совсем о другом. Внимание его привлекла прямо не относящаяся к задачам эксперимента проблема… Даже не проблема, а так, общее место всех подобных экспериментов: если сопоставить две томограммы – когда испытуемый смотрит на, допустим, летящую птицу и когда он думает о ней – снимок второй, мысленной, вспоминаемой птицы окажется более «размытым». Разница эта сохранялась всегда, на любой аппаратуре, независимо от ее разрешающих способностей, неизменно подтверждая «предел Кохана». Значит, подумал тогда Леднев, нужно создать такой стимулятор – или симулятор? – который заставит мозг переживать воспоминание как реальность. Прошлое – как настоящее. Оставалось всего ничего: найти формулу вещества-ренатурата, которое бы позволяло извлекать и собирать воспоминание, не изменяя структуру белка.
В начале пятидесятых случился технологический прорыв – китайцы нам скинули свои КМИ-разработки десятилетней давности. Так у нас появился инвазивный кортекс-шлем – в просторечии «китайская шапочка» – тончайшая сетка нанозондов с толщиной провода в несколько молекул. Чудесная паутина. Прочь трепанацию – теперь электроды можно было вводить в любую область мозга с помощью микрохирургии. Военные, силовики, все спецслужбы КТД воспряли. Воспрял и Леднев – что-то продвинулось в его вроде бы уже забытой, заброшенной теме, приблизилось…
Иногда ему казалось, что все эти годы, пытаясь решить задачу «ловов», он как будто хотел досадить покойному Кохану. За то, что боготоворил его. За то, что Кохан – этот анахорет, пренебрегающий светом и молвой – не посчитал нужным выступить в его защиту, опровергнуть расползающиеся слухи о коварстве любимого ученика, карлика, который присвоил себе труд учителя-великана… Может быть, Леднев только потому и сделал второе открытие – чтобы утвердить себя в первом. И наконец избавиться от тени K°-хана, которую отбрасывала Кощеева игла. И даже название «РЕВ», которое Дмитрий Антонович дал новому веществу, было акцией неповиновения Кохану – ведь когда-то безжалостный старик высмеял саму идею «ревов», объявив ее идеалистической.
«Хорошее название. Нам нравится. В нем есть что-то… – комитетчик поднял сжатый кулак и прорычал: – Ррревволюционное!».
Они, конечно, следили за его работой, он знал, но все-таки не ждал их так скоро. «Мы вам дадим лабораторию, финансы, аппаратуру, все, что скажете, хоть кулеры с рисовой водкой на каждом этаже, любой каприз, штат главных сотрудников можете набрать сами. Нет, ну вы, само собой, вольны отказаться. Если хотите оставить работу прямо сейчас». «Какую именно?» – спросил Дмитрий Антонович. «Всю». Леднев понял, что в случае отказа ему грозит совсем не пенсия. Интересное предложение: мы дадим тебе все – или отберем у тебя все. Выбирай.
«Водки не надо, – сказал Леднев. – Найдите мне дюжину самых умных шимпанзе, обученных жестовому языку. Лучше помоложе. И кофемашину. Просто кофемашину. Без искусственного интеллекта».
«Мы в вас не сомневались», – комитетчик положил перед ним уже готовый указ о создании Лаборатории Памяти, подписанный самим Государем. Леднев бегло прочитал, задержался взглядом на пункте «Задачи»: «В целях действенного выявления врагов Государства и облегчения работы органов в области расследовании преступлений разработать и подготовить к производству препарат абсолютной правды…». Вот и нашелся ответ на философский вопрос
