– Из винтовки. Я в четырнадцать уже была кмс по пулевой стрельбе. И после школы попросилась в армию, в снайперские войска. Мне все равно ничего не светило, я была… Смешно сказать… Черной невестой.
– Что это значит?
– Значит, негодная к браку. Я бесплодна. Врожденное отсутствие матки. Нет-нет, не надо мне предлагать, мы не хотим: у Паши много детей, а мне хорошо и так… Одним словом, после учебки отправили нас в зону боевых действий, и через полгода нашего генерала убили, и приехал мой Паша – тогда еще не мой – принимать командование… Он увидел меня и влюбился.
– Где же он вас увидел?
– Он награждал меня. Я уничтожила 48 целей.
– Трудно в это поверить. Такая хрупкая барышня.
– Он тоже так говорил. Это несоответствие магическим образом подействовало на него. Ах, какое счастливое было время! Он меня словно поднял – вот так, на одном мизинце – и подбросил в небо – и я полетела, полетела… Боже мой! Какие он подарки мне дарил! Я не понимала, на каком я свете…
Когда она произнесла «и полетела, полетела», то распахнула руки, запрокинула голову, и Ледневу показалось, что она и вправду сейчас взлетит. Вот ведь дурочка какая, – подумал он с невольной улыбкой. Ему захотелось вдруг позаботиться о ней.
– Послушайте, – кашлянул он. – Если уж зашел такой откровенный разговор… Скажите, зачем вам этот укол? Вы ведь совсем молодая женщина. Сколько вам? Двадцать пять? Двадцать шесть?
– Двадцать восемь. Это не мне. Это Паша хочет. Говорит, я стала другая, а ему нужна та, прежняя, в которую он десять лет назад влюбился.
– В таком случае вынужден вас разочаровать. Этот укол не даст в вашем случае никакого эффекта. Он возвращает всего лишь биологическую молодость, ваш мозг станет активней, да, но вы не превратитесь снова в ту самую девушку-снайпера, которая когда-то поразила сурового генерала своей невинностью и жестокостью. Ваше сознание никогда не вернется в то девственное дикое состояние.
– Жаль, – сказала она.
Ее прекрасные нежные глаза мечтательно затуманились.
– Иногда я скучаю по тем временам, когда у меня ничего не было, кроме светляка в голове. Теперь у меня все есть – но мне так одиноко… Этот огромный дом, эти жуткие роботы… А там я никогда не была одна. Ни в школе, ни в армии. Я чувствовала себя частью великого слаженного механизма, и у меня не оставалось времени на мечты и мысли о себе. И где-то в глубине души я все та же… А вы говорите, мне не понять. Я такая же, как эта ваша девочка.
– Нет, дорогая моя, – сказал Леднев. – Не такая. Поэтому вы – генеральская жена, а она – зэка.
– Да?.. Возможно. Не знаю. Я с расстояния лет сужу по себе, и оттого мне, наверное, кажется, что все мы были одинаковые. Хотя… Сейчас вспоминаю: да, были психи и отщепенцы, всё куда-то рвались на какую-то свободу… Всё им не нравилось. Всё хотелось разрушить систему. А зачем? Зачем разрушать систему заботы? Все же продумано для твоей собственной духовной безопасности. И даже лучше, чем здесь. Здесь тебя от одиночества оберегает линза, а там – живые души.
– Вы имеете в виду светляки?
– Это я образно, – ее кисть сделала изящное движение в воздухе. – Но если хотите – да, светляки.
– Мне всегда было интересно: как это?
– Что?
– Ну, эти светляки. Вот вы говорите, они везде вас оберегали. Неужели везде-везде?
Она опустила ресницы:
– Неловко произносить, но… Ах нет, такая пошлость, право…
– Не стесняйтесь, я же врач.
– Сортиры, – сказала она. – Водопроводные сортиры – единственное было место в городе, где светляк не держал связь со Спутником. Нет, это не прокол в системе безопасности, не сбой и не халатность – так устроено нарочно. Уступка в пользу разумного удобства. И экономия казне, считай. Сам светляк ведь штука незатратная – питается телесной энергией, кровяной глюкозой, подает волновой сигнал на пять аршин любым другим двум светлякам, все равно каким, лишь бы вместе было трое. И зря в небо не пищит. Только если живая душа или две – вольно или невольно – отходят от других на опасное расстояние. Всегда должно быть трое, не меньше трех. Невольно – это когда потеряется кто-то или умрет злой смертью – утонет, например, или насмерть расшибется, а другие не заметят. Его по светляку находят, который, пока трупное окоченение не наступает, живет в мертвом теле и подает сигнал Спутнику. А то бывает – нелегал. Который вольно в зону одиночества отходит. Куда ему идти? Далеко ли? Светляк-то запищит! И все, конец походу – тут тебя за белы рученьки да в карцер. А кому охота в карцер? Дураков нет.
– Светляк питается кровяной глюкозой?
– Забавно, правда? Вы можете сказать, что тут вроде бы лучше подошло название «клоп» или «комар», что-нибудь из кровососущих насекомых. Но «светляк» – духовнее. И верней по сути. Он же не вша какая паразитная, а с космосом связан и аскет, жрет всего ничего. Ты даже не чувствуешь, сколько он там отъедает от тебя. Сидит под кожей и сидит. Хранит твою живую душу незаметно.
Она раскаянно покачала головой и усмехнулась:
– Признаться, раньше я ничего не понимала во всей этой системе. Мне представлялось, будто все живые души все время подают наверх сигнал – и каждый из нас виден на Контрольном Мониторе Службы Духовной Безопасности такой подвижной пикающей непрерывно точкой, и тьмы сотрудников ДБ следят за нами денно и нощно, ежесекундно: десятки миллионов светляков ползают туда-сюда, и каждый – с развернутым флажком ИН… Ну, не глупость ли, не паранойя? Полста миллионов душ возьми-ка отследи за раз приватно! И многие ведь еще упорствуют в этом суеверном предрассудке – верят, будто бы ДБ за нами постоянно наблюдает. Вот делать больше нечего ДБ! Нет. Светляки молчат, пока мы вместе, как минимум втроем, пока соборны и не нарушаем. Пока не входим в зону одиночества… Чего уж проще? Перекрестись и тихо помолись: храни меня, мой светлячок!
В ее зрачках вдруг зажглись фанатичные огоньки – и Леднев понял, что она давно разговаривает не с ним, а со своим прошлым:
– Так нет же, думаем в своей гордыне – мол, так я важен высшему порядку, что он из космоса следит за мной во все глаза! Да кому ты интересен. Вон, хозяйственные бонзы даже придумали водопроводные сортиры, где ты можешь легально укрыться от Спутника – лишь бы не возникал по пустякам на экране КМ. Так устроено по плану. Здесь можно находиться одному – ну, не тащить же всякий раз в нужник с собой еще двоих? А вдруг вихлец, чревной запор, окорм, ночница, месячница, рвота, недержанье? Да мало ли… Вот потому
