– Любишь бултыхаться перед сном, милый? – промурлыкала я, присаживаясь на мраморный бортик и опуская руку в теплую воду. От кончиков пальцев заструились голубоватые потоки ледяного заклятья. Огненные камни, вмурованные в стенки купели, зашипели от прикосновения холода и вспыхнули алым светом. Бороться с магией было бесполезно. Природные обогреватели погасли, температура воды начала стремительно падать. Почувствовав в пальцах ломоту, я вытащила руку и стряхнула капли.
За несколько минут вода смерзлась в ледяную глыбу такой кристальной чистоты, что при желании можно было разглядеть искаженное дно купели. Над поверхностью вился полупрозрачный дымок. При всей магической силе, а боги не пожадничали, когда отмеряли Доару колдовской дар, ему придется провозиться пару часов, чтобы зажечь огненные камни.
Скоренько покинув хозяйские покои, я спряталась в своей спальне. Через час и пятнадцать минут (не то чтобы кто-то следил за часами, просто они находились в поле зрения) дверь без стука отворилась. Доар, как и планировалось, застал меня мирно рисующей в альбоме. Спрятав руки в карманы брюк, он замер на пороге.
Пауза тянулась и тянулась, а я по-прежнему изображала приступ вдохновения. Тишина нервировала. Очевидно, это был своеобразный воспитательный прием: довести хулиганку многозначительным молчанием до разговора. Я внесла еще пару штрихов в рисунок и все-таки подняла взгляд.
– Что?
– Для чего ты заморозила воду в моей ванне?
– Для ледяных статуэток, – беззаботно, как будто замораживать ванные комнаты – обычное дело, ответила я и продемонстрировала набросок. На альбомной странице растянулась непропорциональная страшилка с огромным носом, похожая на помесь горгульи и человека. Вообще я изобразила хозяина дома, но пришлось сильно постараться, чтобы он ни в жизнь не узнал собственный портрет.
– Да ты талант! – усмехнулся Доар.
Конечно, талант! Упарилась, пока намалевала нечто невразумительное! Стыдно перед бумагой и грифелями, что их пожертвовали на столь безобразную мазню.
– Тебе нравится? – похлопала я ресницами.
– Нет.
А зря! Ты еще не знаешь, что это уродство скоро украсит холл твоего дома.
– Коль ты взялась изображать страсть какую милую дурочку, то не постесняюсь спросить: почему именно в моей ванне ты решила наморозить льда для своих статуэток?
– Она самая большая в особняке, – пожала я плечами.
– Ясно.
Он мягко улыбнулся и вышел. Дверь закрылась. Тишина показалась оглушительной. Честно говоря, от изумления я выронила грифель. И это все? Доар благословил меня на использование купели в качестве ледового резервуара и просто ушел? Было в этом необъяснимом смирении нечто неправильное и ужасно настораживающее…
Сразу после визита он куда-то срочно отбыл и вынудил меня ужинать в компании пустой столовой, преломляющих свет хрустальных бокалов, фарфоровой посуды и запуганного до трясучки лакея. Когда бедняга накладывал в тарелку мясные тефтельки, один маленький, но очень гордый шарик сорвался с дрожащей серебряной ложки и поскакал по белой скатерти, оставляя след от соуса.
– Поймаете? – искренне полюбопытствовала я.
И вроде не сказала ничего обидного, а лакей побелел в цвет этой самой скатерти и чуть не упал в обморок. От жалости я едва не предложила ему флакончик с успокоительными каплями, которые перед побегом стащила у Руфи. Уверена, что слуги уже считают меня ведьмой из демонического чертога, а через седмицу пойдут нелепые слухи, будто я замораживаю в ледяшки младенцев и краду души у невинных девиц.
Огромный особняк действительно был слишком большим для одного человека. Весь вечер меня не покидало ощущение пустоты. В унынии я спряталась в спальне и, уютно устроившись в кресле перед зажженным камином, собралась почитать занимательную книгу по архитектонике из библиотеки особняка, но тут дверь снова без стука отворилась. И вечер перестал быть отчаянно скучным: в спальню, как к себе домой, вошел Доар. Хотя о чем я? Он и был дома.
– Доброй ночи, Аделис.
– И тебе…
С возрастающим замешательством я проследила, как подчеркнуто буднично муж стянул с себя пиджак и бросил на козетку. Потом ловко развязал галстук, а когда присел, чтобы снять туфли, то я не выдержала:
– Ты покои не перепутал?
– Нет, – отозвался он, не подняв головы и, более того, не прекратив возмутительного раздевания. Бух! Первая туфля стукнулась о полированный паркет. Тук! К ней присоединилась вторая. На пол полетели носки. Слава светлым богам, не под козетку.
Пока Доар не взялся за пуговицы на рубашке и не оголил грудь, я заторопилась внести ясность. Как бы… чтобы просто понимать причину неожиданного действа.
– Почему ты раздеваешься в моей комнате?
– Хочу помыться.
– Так… – Я почесала кончик носа и аккуратно прикрыла книгу, заложив ее листиком. – Но почему в моей ванной?
– В моей ты заморозила лед для статуэток, – напомнил он, начав расстегивать пуговицы на рубашке. И так ловко у него выходило, что в вырезе уже замелькала гладкая грудь.
– Логично, – с трудом отводя взгляд от обнаженного торса, отозвалась я. – У тебя не получилось разморозить?
– Даже не пытался, – покачал он головой.
– И чем тебя не устроили ванные комнаты в остальных восемнадцати спальнях? – любезно уточнила я.
– Ничем, но твоя мне нравится больше. В ней самая большая ванна.
– И как долго ты собираешься мыться в моей большой ванне? Сегодня, завтра, седмицу?
– Пока ты не используешь весь лед на статуэтки? – отчего-то вопросительно ответил он и резко снял рубашку, обнажив преотличный крепкий торс.
Ненавижу!
– Не смей снимать штаны, иначе я их приморожу тебе к заду, будешь отдирать с мясом! – не выдержала я, ткнув в его сторону указательным пальцем с потрескивающим ледяным заклятьем.
– Открою тебе тайну, – с серьезным видом отозвался Доар, совершенно не впечатленный демонстрацией магической силы. – Мужчины тоже моются голыми.
Слава светлым богам, он пощадил мою нервическую систему и брюки стаскивать не стал (или понял, что отдирать от зада примерзшие штаны – спорное удовольствие). Демонстрируя атлетически сложенное тело, широкие плечи и просто общую привлекательность, с бесстрастным видом Доар прошагал в ванную комнату. Словно завороженная, я следила за нахальным перемещением почти обнаженного мужа и вдруг поймала себя на том, что сглотнула набежавшую слюну.
Что это, Аделис Хилберт?! Ты рехнулась? Вообще стрелки на компасе сбились? Настоящая эсса, желающая мгновенного развода, должна буравить подлеца ледяным, полным презрения взором, а не пускать слюни при виде его на редкость неплохого тела!
Дверь ванной закрылась. Я ошарашенно моргнула, целых две секунды приходила в себя, а потом, мысленно выругавшись плохими словами, вскочила с кресла. Пока дражайший супруг под журчание воды до блеска тер себе спинку моей мочалкой, я выскочила из спальни и бросилась в сторону мужниных покоев, стараясь не думать об обнаженных телесах этого самого мужа. Чтоб ему поскользнуться в ванне!
Однако поскользнулась именно я, когда ворвалась в ванную комнату Доара, где царил северный холод, а мраморный пол покрылся ледяной изморозью.
– Проклятье! – для равновесия я
