– Поставим брачные метки, – не терпящим возражений тоном объявил он, будто дело было решенным и пересмотру не подлежало.
– Опять? – вырвалось у меня.
– В нашей ситуации брак – лучший выход. Магическая связь есть, и она не оборвется, а я все еще планирую занять должность посла в Эсхарде. Вряд ли ты захочешь вернуться домой в роли моей сожительницы. Мы вынуждены жить вместе, спать в одной постели, идти в одну сторону. Что это, если не семейная жизнь?
– Ты предлагаешь фиктивный брак?
– Взаимовыгодную дружбу.
– Так… – Я почесала кончик носа.
– Что скажешь, эсса Хилберт? – поторопил он.
– Учитывая, что я только вчера с тобой развелась, мне надо подумать.
– Сколько?
– Твое предложение ограничено по времени? – возмутилась я.
– Да, оно действует, пока смерть не разлучит нас, – совсем невесело пошутил Доар и немедленно уточнил: – Ты уже подумала?
– Нет, проклятые виверны! – выругалась я, хотя понимала, что он прав. Возвращаться в Эсхард в роли сожительницы риорского посла куда как унизительнее, чем риаты Гери. Лучше гордо нарядиться в платье «эсхардской женушки», чем примерять наряды любовницы.
– Позволь внести ясность, дорогая эсса Хилберт: нет – ты отказываешься, или нет – ты еще не подумала?
– Разве ты даешь мне время? Только бессовестно на меня давишь.
– Скажи, Аделис, я тебя вообще не привлекаю?
– А теперь шантажируешь!
– Ладно, забудь. – Он поднял фонарь над головой и энергично зашагал по вымощенной дорожке в сторону гостевого дома.
– Еще и манипулируешь! – воскликнула я ему в спину. – Ты весь в этом, Доар Гери! Даже слова не дал сказать. Между прочим, мне еще ни разу не делали предложения!
– Ты уже разведенная женщина! – не потрудившись обернуться, крикнул он.
– Раньше моего согласия никто не спрашивал.
Нас разделяли всего десять шагов, однако когда он унес лампу, я оказалась погруженной в кромешную ночную тьму. Припустила следом, но споткнулась о выщербленный камень. Сколько себя помнила, я всегда падала художественно и исключительно неудачно. Нормальные девушки бухались на коленки и отделывались разбитыми ладонями, а я из последних сил старалась удержать равновесие. Благородной эссе, с какой стороны ни посмотри, хлопаться наземь – ну вообще не пристало! И я размахивала руками, шаталась сломанной мачтой, словно примиряясь, как красивее приземлиться: на пятую точку или носом в землю.
Этот раз исключением не стал. Плащ опутал ноги, и с визгом я завалилась в колючие голые кусты, растущие по краю тропинки. Опытным путем выяснилось, что за зарослями коварно пряталась канава, куда я успешно сползла на пятой точке, судорожно пытаясь схватиться хотя бы за какую-нибудь ветку. Видимо, Доара прилично дернуло за поводок. В тишине раздалось сдавленное ругательство. Возможно, он выронил фонарь или просто сильно им взмахнул, но слабый огонек погас.
– Аделис, ты свернула себе шею? – крикнул Доар из темноты.
– А ты бы обрадовался! – огрызнулась я, поднимаясь и кое-как отряхивая измусоленный плащ.
– Где ты, живая моя?
– В яме!
Подозреваю, что воронка осталась после неудачно выпущенного магического удара – у студентов вечно куда-нибудь улетали заклятья. В Эсхардской академии однажды замковую стену проломило, а в другой раз в коридорах мужского общежития седмицу стояла вода.
– Фигурально выражаясь? – раздвинул он кусты.
– Очень даже реально. – Я подала руку: – Поможешь вылезти?
– Ты всегда была такой неуклюжей?
– Я эсса! Эссы не бывают неуклюжими! – обиженно огрызнулась я.
Он склонился, уверенно схватил меня за запястье и потянул к себе. Я карабкалась наверх с потрясающей «грацией» откормленной лани с отдавленными медведем копытами. Наконец вершина покорилась. Я оказалась в крепких, тесных объятиях Доара. Когда стало ясно, что он не собирается деликатно отстраняться, осторожно спросила:
– Ты прижимаешься ко мне, потому что замерз?
Доар неохотно разжал руки. Мы снова оказались на дорожке. В темноте за деревьями светились окна гостевого дома.
– Меня влечет к тебе, – вдруг ясно и четко произнес бывший муж.
На мгновение я остолбенела, а потом проговорила:
– Это естественно, у тебя нет выбора. Пойдем уже спать.
Он резко схватил меня за запястье и заставил развернуться. Мы замерли. Жаль, что мрак скрывал его лицо непроницаемой вуалью. Разглядеть не выходило – ни глаз, ни губ, и никак не прочесть эмоций. Судя по его напряженному голосу, Доар был абсолютно серьезен, и от понимания этого мое сердце вдруг перевернулось.
– Лисса! – отрывисто вымолвил он, на риорский манер сократив вообще-то несокращаемое имя. – Меня влечет к тебе.
Он двигался на удивление проворно. Одним широким шагом пересек расстояние между нами. Ладонь легла на мой затылок, и я оказалась властно привлеченной к крепкому телу.
– Не смей меня бить магией, – пробормотал он и прижался к моим губам горячим раскрытым ртом.
Доар был самым первым и единственным мужчиной, когда-либо меня целовавшим. А делал он это умело: влажно, глубоко, до пустоты в голове и трясущихся коленок. Наверное, было поздно рассуждать, что нельзя в него влюбляться.
Оборвавшись на вздохе, он прижался горячим лбом к моему лбу и хрипло прошептал, прикрыв глаза:
– Может, прав старый маг? Все это не наказание, а новое начало?
Пусть я пребывала в ошеломлении, но все-таки поймала себя на ехидной мысли, что по какой-то мне совершенно неведомой причине мы взяли разбег в новую жизнь из подстриженных кустов.
– Ты это осознал, когда вытаскивал меня из ямы?
– Ты такая въедливая, Аделис Хилберт! – почему-то ужасно разозлился он. – Идем спать!
– Подожди, я еще не попыталась тебя заморозить за то, что полез целоваться! – возмущенно воскликнула я, направляясь за ним следом.
– Не понравилось? – Он оглянулся.
– Понравилось.
– Повторим?
– Светлые боги! Ты не знаешь, что если целоваться на холоде, то губы потрескаются? – буркнула я. – Я эсса! Эсса не имеет права ходить с обветренными губами!
– Слушай, Аделис, я столько раз слышал от тебя, что именно не должны делать приличные эсхардские девушки, и у меня невольно возникает вопрос: когда ты уже осознаешь, что совершенно не походишь на приличную эссу?
– Да неужели? – даже несколько оскорбилась я.
– Конечно, – хмыкнул он, – ты абсолютно неприличная эсса!
– И тебя ко мне влечет, – процедила я сквозь зубы.
– Непреодолимо.
Мы снова целовались на холоде. Страстно, долго, прячась в темноте, как будто опять превратились в студентов, закрутивших запрещенный родителями роман. И обычно после таких страстных объятий пара неохотно расходилась по домам, но мы-то жили в одной тесной комнатушке!
В спальне нас ждал сюрприз: смотритель оставил таз для умывания и кувшин с водой, точно намекая, что в стенах Риорской академии не принято мыться вместе даже супругам. Некоторое время плечо к плечу мы стояли с Доаром возле узкой длинной койки. Становилось ясно, что на одном матрасе мы поместимся или валетом, или друг на друге. Даже не знаю, нам следовало решить, кто будет сверху?
– Ты сверху? – словно прочитал мои мысли Доар.
– Прости? – поперхнулась я.
– Мне лечь на полу?
Он не утверждал, а словно спрашивал моего разрешения прилечь на краешек кровати. Буквально давил на совесть. Манипулятор вивернов!
– Если не будешь шевелиться, то мы поместимся, – сдалась я.
Умывшись, я заставила
