– Вы пытались разрушить связь?
– И не раз, – подтвердил он. – Коль Аделис не может выйти за дверь, пока я стою на месте, то задам вопрос в ее присутствии: вы отдадите вашу дочь риорцу?
В следующий момент мама закатила глаза и очень прицельно упала в обморок на диван. Браво, Доар! Наладил, называется, отношения с тещей.
– Светлые боги, зачем ты ей подал идею лишиться чувств? – проворчала я. – У тебя нигде не припрятано баночки с нюхательной солью?
– Знаешь ли, в моем кабинете обычно появляются люди с нервами покрепче, – уверил Доар, – но у Эрла наверняка найдется.
Тут страдалица, видимо, посчитала, что довольно лежать на чужих диванах, надо и честь знать. И желательно вместе с этой самой честью эсхардской эссы переместиться в ложе поудобнее. Глухо застонав, она приложила ко лбу ладонь и проскрипела:
– Воды.
Дожидаться, пока дочь метнется к графину, стоявшему на подоконнике, матушка не пожелала. Не открывая глаз, тихо щелкнула пальцами и наполнила стакан.
– Подай матери воды, – прошептала она. – В этом доме ужасно душно.
– Тебе следует снять пальто, – сухо посоветовала я, подавая стакан.
В себя притворщица пришла сразу после крошечного глотка, а потом с подозрительной охотой заняла вторую по величине спальню.
Обед матушка проигнорировала, запершись в комнате, зато на ужин явилась во всей красе: накрашенная, надушенная, холодная как лед. Казалось, будто весь день провела перед зеркалом, приводя себя в порядок, а заодно обдумала злодейский план. Высоко держа голову, она вошла в двери столовой и кивнула мужчинам, поднявшимся из-за стола:
– Приятной трапезы, риаты.
После дурацкой выходки с ледяной статуей на неприкосновенном фонтане Гаэтан не воспринимал меня как эссу. Подозреваю, что в его сознании за мной прочно укрепилась роль местной хулиганки. Появлением моей матушки он явно восхитился. Она умела себя подать не хуже, чем подавались деликатесы во властительском дворце.
Матушка уселась и позволила неврвозному Эрлу наполнить тарелку горячим. Испробовав кушанье, она поморщилась:
– Риат Гери, моя кухарка готовит лучше, чем ваш шеф-повар.
– Намекаете, что в Риор следует привезти и кухарку? – не преминул съехидничать он.
Я глубоко вздохнула. Вечер обещался стать исключительно нервным.
– Руфь никогда в жизни не покинет Эсхард, – покачала головой мама, словно всерьез рассматривала перспективу переезда в Восточную долину к густым лесам, неровным дорогам и колдунам-самоучкам. – Я к тому, что в вашем доме явно не хватает женской руки.
Камень, брошенный в мой огород, попал не просто на грядки, а буквально тюкнул мне по лбу, даже голова затрещала. Я положила в рот кусочек отбивной и принялась энергично жевать, мысленно воспевая повара за невероятную жесткость мяса. До конца ужина можно рот не открывать.
– Не стоит, Аделис, есть с такой жадностью, – заметила матушка.
Мясо немедленно пошло не в то горло, и я схватилась за стакан с водой. Доар нахмурился.
– Зато ваша дочь мастерски работает со льдом, – неожиданно встал на мою защиту Гаэтан. – При нашей первой встрече она продемонстрировала ледяную статую наездника. Очень тонкая работа, несмотря на некоторые огрехи в фонтанировании.
– Да, поделки у нее действительно получаются неплохие, – согласилась мама, и я с силой сжала в руке вилку.
– Эсса Хилберт, – вдруг вступил в разговор Доар, – вы знаете, в Риоре есть отличная поговорка. Вообще обычно ее говорят детям, но позвольте продекламировать, она к месту.
– Очень любопытно, риат Гери, – сухо отозвалась она.
– Когда я ем, я глух и нем, – выдал тот с вежливой улыбкой. – По-моему, весьма дельный совет. Не находите?
Обескураженное выражение на матушкином лице стоило запечатлеть маслом, вставить в золоченую рамку и повесить над камином, чтобы каждый день наслаждаться зрелищем, как выглядит безупречная эсса старого разлива, поставленная на место. Никогда еще трапеза в таком напряженном молчании не казалась столь чарующе приятной!
От тэя с пирожными отказался даже Гаэтан, никогда не пропускавший десерта. Обменявшись фальшивыми пожеланиями теплых снов, мы разошлись по комнатам. Вернее, мы с Доаром скрылись в кабинете. Он углубился в изучение бумаг, читал письма, оставленные Якобом, а я сидела в уголочке дивана и делала наброски. Руки чесались наморозить льда и провести седмицу в пристройке, превращенной в мастерскую.
– Ты не можешь вырезать фигурки здесь? – вдруг спросил Доар, не отрываясь от документов.
– Здесь слишком тепло, – покачала я головой.
– В пристройке замерзают чернила?
– Не должны, – растерянно отозвалась я, пририсовывая маленькой горгулье на рисунке смешной бантик.
– Тогда попрошу поставить стол. – Он поднял на меня взгляд. – Думаю, что за пару часов в день не окоченею.
– Якоб будет против.
– Якоб наденет пальто. – Доар вернулся к письмам.
Некоторое время я зачарованно смотрела, как он что-то черкает на рукописной странице, и вернулась к рисованию. Через некоторое время на меня напало безудержная зевота. Я растянулась на диване, пытаясь отогнать сон.
– Спать? – уточнил мужчина.
– Ты же еще хотел поработать.
– Уже поздно. – Он размял шею.
Дом был погружен в ночную тишину и спокойствие. Возле дверей в покои Доар спросил:
– Снег сейчас идет?
Я на секунду прислушалась к внутренним ощущениям. Вместо снега на улице моросил холодный дождь, и утренние сугробы стремительно таяли.
– Нет, – покачала я головой.
– Отлично.
Мгновением позже я оказалась прижатой к стене и безудержно целующейся с обольстительным соблазнителем. Не отрываясь от его губ, принялась распутывать галстук, дернула за рубашку и оторвала пуговичку.
– Как ты относишься к совместной ванне? – пробормотал Доар между поцелуями.
– Превосходно.
Разгоряченные, мы ввалились в покои, едва не снеся дверь. Сдержанное покашливание со стороны диванчика, стоявшего перед камином, было словно ушат ледяной воды. Этот странный звук, вообще не имевший права раздаться в пустой комнате, заставил нас не просто отпрянуть, а отскочить друг от друга на расстояние вытянутых рук.
Матушка с непроницаемым видом сидела на диване и держала в руках книгу по архитектонике человеческого тела. Какая ирония, если подумать. Книгу иллюстрировали весьма разнообразные картинки обнаженных натур.
– Эсса Хилберт, какой странный сюрприз… – Доар поспешно принялся поправлять рубашку, но не нащупал отскочивших пуговиц и просто сжал прореху пальцами.
– Как ты вошла? – бросила я, хотя пыталась спросить «зачем». Понятно, что вошла она через дверь. Вообще исключительно сложно собраться с мыслями после того, как мать, еще месяц назад считавшая дочь невинной девицей, вдруг застукала ее, то есть меня, на плотских развлечениях.
– Было открыто, – как ни в чем не бывало ответила она.
– Это не повод входить без стука!
– Я стучалась, – заметила она и с хлопком закрыла книгу.
– Но зачем ты пришла в пустые покои? – наконец нашлась я.
– Было интересно, как вы тут поживаете. И обнаружила, что здесь только одна кровать. – Она поднялась и ткнула в нашу сторону пальцем: – Вы спите вместе.
– Что вы, эсса Хилберт, мы спим по очереди, – не удержался от злой иронии Доар и непрозрачно намекнул, что пора шагать на выход: – Теплых снов.
Матушка удалилась с высоко поднятой головой. Непобежденная, а только временно отступившая. Доар запер