Я напрягся.
«ПОБЕДИ ЖАРУ! ИНДИКУЛЕР! ОСТУДИСЬ!»
Танцующие крапины превратились в медленно падающие снежинки.
«ССССЗЗ-З-З! ППП-П-П!»
«НЕ ПАРЬСЯ, ПОКУПАЙ!..»
Я забарабанил по стеклянной перегородке. Шофер одной рукой сдвинул ее в сторону.
– Что такое?
– Выключите! – выпалил я. – Немедленно выключите!
– Ты рехнулся?
– Не знаю, – простонал я. – Выключите!
– Не могу. Автоматика. У конторы договор. До тебя никто не жаловался. Что не так, а?
Я задвинул перегородку у него перед носом, забился в угол сиденья, зажмурив глаза и прикрыв ладонями уши, как огромный, исторгнутый из утробы эмбрион…
Такси замедлило ход. Я посмотрел в окно на шагающую по улице женщину, у нее были длинные стройные ноги и почти открытая спина.
– Джин! – Я опять застучал по перегородке. – Выпустите меня!
Такси остановилось. Водитель откинул крышку счетчика и прорычал:
– Тринадцать сорок пять.
Я кинул ему десятку и пятерку:
– Сдачи не надо! – и выскочил из такси. – Джин!
Женщина не обернулась. Ее ноги казались необычайно белыми на фоне фисташковых шорт в ярко-красную полоску. Она шагала по тротуару прямо, быстро, уверенно. Я торопливо семенил следом. Неужели обознался? Ведь Джин сейчас должна быть на работе. Но ошибки быть не могло.
– Джин!
Я перешел на бег. Она продолжала стремительно шагать. Приблизившись, я заметил туго завитые огненно-рыжие кудри. Меня снова охватили сомнения. Мы поравнялись. Это точно Джин, но что с ней случилось? Каменное, непроницаемое лицо, похожее на те, что я видел в метро. На меня она даже не взглянула. Из отверстий открытого топа, будто еще одна пара глаз, выглядывали крашеные ярко-оранжевые соски.
– Ты почему меня не встретила? Ты получила космограмму? – Я шел рядом, озадаченный и встревоженный. – Джин!
Она не отвечала. Может, оглохла? Я положил руку на оголенное плечо и слегка встряхнул.
– Джин!
Она не сбавляла шагу.
Вскоре мы оказались у аптеки на углу. Джин открыла дверь и вошла. Ошеломленный происходящим, я последовал за ней. Джин присоединилась к длинной очереди, состоящей из одних только женщин, и ждала терпеливо, как корова, не шевелясь, если не считать подвижек в очереди.
Женщины клали на прилавок по купюре. Работник брал деньги и вручал каждой по свертку. Наконец подошла очередь Джин. Она положила смятую в горячей ладони купюру, взяла сверток и обернулась.
– Фрэнк! Ты откуда?!
Она широко распахнула удивленные глаза. Мягкие, накрашенные оранжевой помадой губы приоткрылись. Выглядела она совсем не так, как я себе представлял. Но это была Джин, и она мне обрадовалась.
– Джин! – Я нервно улыбнулся. – Я думал, с тобой что-то случилось. Ты так странно себя вела.
Она засмеялась в ответ своим обычным смехом, свободным и звонким. Хоть это в ней не изменилось. Возможно, вообще ничего не изменилось, подумал я. Наверное, дело во мне.
– Чепуха! – сказала она. – Что со мной могло случиться?.. О Фрэнк! Ты вернулся!
Не обращая внимания на толпу вокруг, Джин обвила руками мою шею и прижалась губами к моим губам.
Я отпрянул.
– Не здесь.
– Ты больше никогда не уедешь, – сказала Джин.
– Никогда, – эхом повторил я, затем нахмурил брови и ткнул пальцем в сверток. – Что здесь? Что в нем такого важного? Почему ты и все эти женщины бежите сюда за какими-то свертками?
Джин пожала плечами:
– Да не знаю я. Наверное, что-то рекламировали. – И стала снимать обертку. – Зубная паста.
Голос прозвучал разочарованно.
– А ты не знала? – поразился я. – Ты не в курсе, что покупаешь?
Джин взяла меня за руку и вытащила из аптеки.
– Не стоит об этом. Тебя так долго не было. Все меняется. Расскажи, как ты жил в навигационном маяке в поясе астероидов. Расскажи все.
И она повела меня в сторону нашего дома.
– Это можно описать одним словом, – ответил я. – Скука. Каждые двадцать четыре часа я…
– Погоди, Фрэнк, – перебила меня Джин. – Потом расскажешь. Сначала домой доберемся.
– Три года в разлуке, зато теперь вместе навсегда, – сказал я. – Не так уж плохо. Почему ты не на работе?
– А, – махнула рукой Джин, – я уволилась. Уже давно. Какой смысл работать, если у нас и так полно денег.
Я почувствовал смутную тревогу.
– Сколько у нас денег?
– Не знаю. – Она пожала плечами. – У меня всегда было плохо со счетом. К тому же есть вещи и поважнее денег. Ты, например.
Она улыбнулась, глядя мне в лицо, и мое сердце заколотилось с удвоенной силой. Я уехал почти сразу после свадьбы, я любил ее, хотел купить для нее целый мир. Именно поэтому продал три года своей жизни. И эти три года закалили мою любовь, сделали ее чистой и звонкой, как лезвие бритвы.
– Ты так спешишь привести меня домой? – с улыбкой спросил я и обнял ее за талию.
– Прекрати, Фрэнк, – ответила она, прибавила шагу, и моя рука потеряла опору. – Сейчас начнется одна программа. Не хочу ее пропустить.
– Программа! – возмутился я. – Я ведь только что вернулся.
– Да, знаю, – сказала Джин. – Но ведь теперь ты всегда будешь дома.
Мы стояли у входной двери. Я взял жену за плечи.
– Джин! Что с тобой? Я дома. У меня было три года полного одиночества. А ты?.. Разве ты не?..
– Перестань, Фрэнк! Не надо вести себя как животное!
Она увернулась от моих объятий, открыла дверь, прошмыгнула в гостиную и уселась перед телевизором. На экране заплясали цветные завитки.
«МОЙ-СТИРАЙ, МОЙ-СТИРАЙ, ДА СМОТРИ НЕ ПРОЗЕВАЙ! ТРИ-СТИРАЙ, НЕ ЗЕВАЙ И ЧТО НАДО ВЫБИРАЙ!..»
– О нет! – взвыл я.
– Джин, выключи это немедленно.
– Ты не понимаешь, – отозвалась Джин, не отрывая взгляд от экрана. – Мне интересно, как поступит Сандра. Родни Сент-Джон уговаривает ее изменить мужу. Сандра разрывается между любовником и моральными обязательствами.
Хор продолжал завывать. Наконец песня стихла, экран посветлел. На нем мужчина с блестящими черными волосами страстно целовал блондинку. Одежды на них было мало, но я так и не понял, означает ли это что-нибудь. Медленно и с трудом они все же оторвались друг от друга, и мужчина произнес:
– Ну что ж, Сандра, чей муж мой лучший друг, после того, как ты познала всю глубину моей любви, узы дружбы, честь, достоинство и богатство больше ничего не значат. Так ответь же, отправишься ли ты со мной в горную хижину?
– О, Родни, – промурлыкала девушка, – подаривший мне любовь и страсть, о которых я и мечтать не смела. Я не могу. Не могу. Любовь сильна, но чувство долга сильнее.
Они вновь слились в объятиях и поблекли, уступив место цветным завиткам.
«МОЙ-СТИРАЙ, МОЙ-СТИРАЙ…»
Я в изумлении вытаращил глаза. Что случилось с миром? Четырнадцать с половиной минут одинаковой, бесконечно повторяющейся рекламы против тридцати секунд сериала, пусть и никудышного. Что-то перевернуло с ног на голову прежние ценности.
Я протянул руку к телевизору. Грозный мужчина на экране ткнул в меня пальцем.
– Оставайтесь на этом канале, – приказал он.
Я повернул ручку, экран погас.
– Фрэнк! – вскрикнула Джин. – Так нельзя!
– Почему? Я хочу поговорить с тобой.
– Позже, – ответила жена. – Ты не слышал, что сказал диктор? Не слышал, что он сказал?
Джин вновь включила телевизор и откинулась на спинку кресла. Не дожидаясь очередной порции рекламы, я
