– Учиться быть частью общества, – повторил я, и до меня медленно дошел смысл этой фразы. – Нет! Не хочу быть его частью. У меня иммунитет. Мне нельзя его терять. Не хочу быть рабом, как все. – Я подумал о Джин. Подумал о четырехстах пятидесяти тысячах долларов. – К тому же у меня нет денег.
– Где же ваше жалованье? – удивился Уилсон.
– Исчезло. Растрачено. Выброшено на ветер. Четыреста пятьдесят тысяч долларов, – простонал я.
Уилсон сочувственно покачал головой.
– Плачевная ситуация. Подобного никто из нас предугадать не мог. Дело в том, что уровень жизни растет, и деньги, которые раньше казались вполне приличными, расходуются моментально. Некоторые называют это инфляцией. Но они ошибаются. Заработки росли вместе с ценами, и отнюдь не низкими темпами. Только уровень жизни теперь совсем другой… Уверен, вы сумеете найти работу. Поскольку ответственность частично лежит на нас, полагаю, мы сможем подыскать вам что-нибудь подходящее.
Я вспомнил людей-роботов в метро, невольников, бегущих по команде за покупками. Мне ведь придется идти к Джин, в дом, под завязку заполненный барахлом, из-за которого нам скоро негде будет жить. Внезапно полый шар в поясе астероидов перестал казаться таким уж унылым. Даже подумалось, что там и есть мой дом.
– Послушайте! – воскликнул я. – Можно мне обратно? В маяк? – Я достал из кармана помятый желтый листок. – У меня тут ваше предложение. И не нужно удваивать жалованье. Согласен даже на половину от того…
Уилсон медленно и печально покачал головой.
– Боюсь, ничего не получится. Разумеется, пройти психологические тесты вы можете. Но я больше чем уверен, что результаты будут отрицательными. Вернувшись на Землю, вы радикально поменяли ситуацию. Теперь вы не спасаетесь бегством от общества, а восстаете против него. В том-то вся разница.
– Мне нельзя вернуться, – захныкал чей-то голос. – Мне нельзя вернуться…
В конце концов до меня дошло, что этот голос принадлежит мне.
Перед глазами, как в калейдоскопе, менялись картинки.
«…ВСЕ СПОКОЙНО, ВСЕ СВЕРКАЕТ…»
Венки, остролист, колокольчики, свечи – зеленые и красные; человек в красно-белом костюме. Палящее солнце…
«ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ…»
Цветные завитки, точечное изображение, струящийся дымок…
«УИНРР-РР! ОКОЛДУЙ, ПРИВОРОЖИ-И-И-И! КУПИ – ПОБЕДУ ОДЕРЖИ-И-И-И!..»
Глаза, пустые глаза, накрашенные глаза…
«УАН-Н-НГ! СТРНН-Н! СДАЛИ НЕРВЫ? МНОГО КУРИШЬ? НЕ ДРОЖИ, НЕ ТРЕПЕЩИ, ЛУЧШЕ БИЛЛОУЗ КУПИ! Расслабься-а-а!»
Вздох.
«УАН-Н-НГ!»
Скользящие ноги, марширующие ноги, автоматические, все…
«УУУ-СПО-КОООЙ-СЯ-ААА, УУУ-СПО-КОООЙ-СЯ-ААА!»
«БОМ! БОМ! КУПИ СЕЙЧАС! БОМ! БОМ!»
Медленно, как во сне, я открыл дверь своего дома.
«МОЙ-СТИРАЙ, МОЙ-СТИРАЙ, ДА СМОТРИ НЕ ПРОЗЕВАЙ! ТРИ-СТИРАЙ, НЕ ЗЕВАЙ И ЧТО НАДО ВЫБИРАЙ!..»
Джин сидела перед телевизором – новехоньким, сияющим, с еще большим экраном, чем у прежнего. На меня она не посмотрела. Не отрывая глаз, таращилась на танцующие цветные завитки.
У меня поникли плечи. Я ощупал карман. Две черные книжечки на месте, но что толку! Конечно, она купила в кредит. Теперь я еще и в долгах. Меня будто затягивало чавкающее болото, вокруг которого росла трава в виде долларов.
Я похлопал по карманам брюк. Пусто. Пусто? Вынул бумажник. Тоже пусто! Как такое возможно? Утром я вышел из дому с почти пятьюдесятью долларами и целой горстью мелочи. Я лихорадочно выворачивал карманы. В подкладке пиджака обнаружил единственную монету в двадцать пять центов. Где остальное?.. Потерять я не мог. Кража тоже исключена. Бумажник на месте.
Вдалеке монотонно напевал чей-то голос:
«ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ…»
Горло сдавило беззвучное рыдание. Иммунитет?
Я бросился в спальню. Стал расшвыривать одежду, пытаясь понять, где стол – он совершенно точно должен здесь стоять. Когда я все-таки до него докопался, ящики оказались забиты под завязку, но нужной мне вещи в них не было. Я перерыл весь дом и наконец добрался до загроможденного хламом подвала. Именно здесь я его и нашел, в темном углу. Немного заржавел, но затвор поддался легко. В ладонь упал патрон. Я вынул обойму, вернул патрон и со щелчком вставил обойму обратно.
Я поднялся по лестнице с оружием в руке. Джин ушла, а телевизор продолжал сиять во всем своем великолепии.
– Твой муж, – сказал Родни Сент-Джон, – и мой лучший друг, никогда не заподозрит, что мы его обманываем…
КРАК-К-К! Ухмыляющееся лицо Сент-Джона пробила пуля. Экран погас.
Опустив ствол в карман пиджака, я вышел из дома…
КЛИНГ! КЛАНК!
«ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ… ДАЙ…»
КРАК-К-К! КРАК-КРАК-К-К! Револьвер подпрыгнул у меня в руке. Человек в красно-белом костюме удивленно посмотрел на свой большой красно-белый живот. Из живота шел дымок. Крови не было. Медленно, как гигантская набивная кукла, человек рухнул на тротуар, рядом с треногой, на которой висела табличка: «БЛАЖЕННЕЕ ДАВАТЬ, НЕЖЕЛИ ПРИНИМАТЬ».
«…СПЯТ СПОКОЙНЫМ СНОМ. СПЯТ…»
– Что случилось?
– Раздался выстрел, он упал…
– Кто-то застрелил Санта-Клауса!
Я замер на месте с револьвером в руке. Из дула тянулась вверх тоненькая струйка дыма.
Через толпу протиснулась дородная фигура в синем.
– Отойдите! Расступитесь! – Человек опустился на колени рядом с набивной куклой, синий на красно-белом фоне. – Труп!
Происходящее казалось совершенно нереальным. Я хотел рассмеяться, но почему-то заплакал.
Меня куда-то повезли. Я обратился к сидящему справа человеку в синем:
– Меня повесят, да? Или посадят на электрический стул? Или что там у вас делают с убийцами?
– Вы откуда свалились? Смертную казнь отменили давным-давно.
Я смотрел на мужчину, сидящего за широким столом напротив меня. Выглядел он вполне добродушным.
– Посадите меня в одиночку, да? – спросил я. – Точно! Я так опасен, что меня ждет одиночное заключение.
– Спокойно, спокойно! – мягко ответил он. – Вас не накажут. Тюрьмы не для этого. Мы сделаем из вас достойного члена общества. Думаю, вам здесь понравится. Камеры у нас со всеми удобствами.
– Нет, нет! – кричал я, когда меня отвели в камеру. – Так нельзя! Выпустите меня! Пожалуйста, пожалуйста!..
Из защищенного экрана неумолимо хлынула музыка и полился напев:
«УАН-Н-НГ! СТРНН-Н! СДАЛИ НЕРВЫ? МНОГО КУРИШЬ? НЕ ДРОЖИ, НЕ ТРЕПЕЩИ, ЛУЧШЕ БИЛЛОУЗ КУПИ! Расслабься-а-а!»
«УАН-Н-НГ! СТРНН-Н! СДАЛИ НЕРВЫ?..»
Ad infinitum…[46]
Верх совершенства
У нас в Неошо эта история точно началась с Кэнди Браун. В городах покрупнее к тому времени, надо полагать, все длилось уже много лет, только никто ничего не замечал.
Когда Кэнди приехала на автобусе из Канзас-Сити, мне было всего десять, но даже я понимал: девушке с ее фигуркой, лицом и именем нечего делать в таких провинциальных городишках, как наш. Ей бы работать моделью в Нью-Йорке, рекламировать открытые вечерние платья, черное кружевное белье или косметику. В любой рекламе образ Кэнди вызывал бы лишь одну ассоциацию – любовь.
Говорят, мода на женскую красоту меняется ничуть не реже, чем на одежду. Возможно, мой прадед решил бы, что у Кэнди слишком тонкие ноги и талия или полноватые бедра и грудь, однако потрясенным красотой девушки местным парням ее фигура казалась идеальной.
Новость разлетелась по городку быстрее, чем запах духов, когда на почте однажды разбили флакон из
