– Не жалей Торфа, – добродушно проворчал Хромой, заметивший состояние Счастливчика. – Омегу, то есть. Он заслужил наказание.
«Нет, не заслужил», – горько подумал про себя Счастливчик.
Когда Порох и Прыгушка закончили есть, Счастливчику все же пришлось подползти к добыче и заставить себя прожевать несколько кусков, борясь с приступами тошноты. Скрывая отвращение, он жевал и глотал, его сухая глотка судорожно сжималась, проталкивая куски. «Я должен есть. Ведь считается, что я целый день ничего не ел…»
За деревом росли редкие кустики, и Счастливчик сумел спрятать под ними несколько кусочков мяса. К сожалению, большую часть своей доли ему пришлось съесть, чтобы не вызвать подозрения наблюдавшей за трапезой Лапочки. Он не мог даже показать своего облегчения, когда закончил есть и получил право уступить место следующему едоку.
«Наверное, я теперь навсегда разлюбил оленину…»
Когда Кусака, Хромой и Стрела насытились, настала очередь Нытика.
Счастливчик впервые видел, чтобы собака ела с такой жадностью, даже не ела – жрала. Кто бы мог подумать, что такая маленькая собачонка может вместить в себя столько мяса! Но вскоре Счастливчик с отвращением понял, что Нытик жрал с умыслом. Несмотря на то, что дичи было вдоволь, Нытик продолжал есть уже через силу, лишь бы ничего не оставить Торфу. Счастливчик оскалился и тихонько зарычал. Он все сильнее ненавидел этого мерзкого хитрого проныру.
Ведь кому, как не бывшему Омеге, пожалеть того, кто оказался на его месте, тем более, оказался незаслуженно! Нытик прекрасно знал, что такое голод и унижение, и теперь нарочно хотел заставить страдать Торфа.
«Почему он не чувствует ни капли жалости? – думал Счастливчик, с отвращением всматриваясь в сморщенную мордочку Нытика, до ушей перепачканную оленьей кровью. – Нет, лучше мне не думать о нем, а то я начинаю так злиться, что могу наделать глупостей! И вообще, чем я лучше, чем он? Ведь это все моя вина…»
Он надеялся, что Великая Песнь утешит его боль и снимет тяжесть с сердца, но когда собаки собрались в круг, и дружный вой вознесся в ночное небо, Счастливчик почувствовал ком в горле. Его взгляд против воли то и дело останавливался на Торфе.
Новый Омега тоже пытался петь, но его голосок срывался и дрожал, он был слишком слаб после полученной взбучки. Этой ночью Счастливчику так и не удалось спеть. Призрачные псы не явились на его жалобный зов, и Великая Песнь не оказала на него своего целительного воздействия. Волшебства не случилось. В эту ночь небо осталось глухо.
Когда Песнь стихла, Торф – Счастливчик не мог заставить себя считать его Омегой – первым покинул круг. Счастливчик дождался, когда стая разбредется по своим палаткам, а потом украдкой подобрал кусочки мяса, которые он спрятал во время трапезы и подошел к неглубокой ложбинке, где теперь спал Торф. Услышав шорох ветвей, черный песик испуганно вскинул голову.
– Чего тебе? – с вызовом спросил Торф.
– Я принес… – Счастливчик судорожно вздохнул. – Я принес тебе поесть. Там… осталось.
– Это запрещено, – буркнул Торф, подозрительно глядя на него.
– Но ведь никто не узнает! – Счастливчик пододвинул мясо поближе к Торфу. – По крайней мере, я не собираюсь признаваться Альфе.
Счастливчик сказал это, не задумываясь, но когда услышал собственные слова, его обожгло стыдом и раскаянием. Но Торф, конечно же, ничего не заметил.
– С какой стати я должен брать у тебя еду?
Хороший вопрос.
– Я видел… тебе не очень много осталось.
– Совсем немного. Этот мерзкий Нытик очень старался, чтобы я остался голодным.
– Это нечестно, – прорычал Счастливчик. – Сегодня было очень много еды!
– Да. Нечестно, – сухо подтвердил Торф. Он старался не смотреть на еду, но его черный носик предательски подрагивал, жадно втягивая запахи мяса. – Я могу тебе верить, городской пес? Скажи, ты делаешь это не для того, чтобы навлечь на меня беду?
– Нет, конечно! – пробормотал Счастливчик.
«По крайней мере, не сейчас».
Конечно, Торф не смог устоять. Он облизал мясо, потом схватил его, отнес в сторонку и принялся жадно рвать зубами. Счастливчик не мог на это смотреть. Он отвернулся и стал ждать, когда Торф закончит.
– Спасибо, – раздался за его спиной печальный голос Торфа. – Хотя я все равно не понимаю, с какой стати тебе помогать омеге. Что-то я не замечал, чтобы ты был очень внимателен к нашему Нытику! Не говоря уже о том, что я никогда не был рад твоему появлению в стае.
«И отчасти поэтому я назначил тебя жертвой», – с тоской подумал Счастливчик.
– Я… просто мне… все это не по душе. Я еще не привык к правилам стаи. Особенно к тем, что относятся к омегам.
– Ладно, – проворчал Торф. – Все равно, спасибо.
Оставив его доедать остатки ужина, Счастливчик вышел на поляну и побрел в палатку охотников.
«Собака-Лес! – в немой муке прошептал он. – Пожалуйста, не дай Торфу мозгов! Не позволь ему догадаться, что произошло… Не дай ему понять, что все беды начались после того, как я пришел в стаю».
Глава XVIII
В палатке охотников было слишком тесно и жарко. Счастливчик и крутился, и вертелся, и перекладывался головой в разные стороны, но так и не смог уснуть. Сдавшись, он выполз на поляну и плюхнулся в высокую прохладную траву. Высоко над его головой, над кольцом черных верхушек сосен, ослепительно сияла Собака-Луна. Этой ночью ее серебряный свет был настолько ярок, что на поляне лежали тени.
«Спасибо Небесным Псам, что мне не нужно сегодня идти на встречу с Беллой, – подумал Счастливчик. – Меня было бы видно за десять лисьих хвостов!»
Его внимание привлекла какая-то тень, мелькнувшая на дальней стороне поляны. Счастливчик поднял голову и насторожил уши. В ярком лунном свете было совсем нетрудно узнать огромную фигуру, вышедшую из самой лучшей палатки, загороженную плоским камнем и со всех сторон окруженную высокой травой.
«Альфа?» – удивился Счастливчик, глядя, как вожак торопливо бежит через поляну. Вот полуволк поднял
